— Хочешь посмотреть, как они живут? — Мансур покосился на меня.
— Очень! — выдохнула я. — А можно?
— Нам все равно нужна будет стоянка, когда совсем стемнеет. Нагоним их и попросимся в гости.
— А пустят?
— Кочевники никогда не откажут в помощи путнику, это закон пустыни.
Мы двинулись следом за караваном и через несколько часов, как раз когда тьма вокруг стала непроглядной, прибыли к их стоянке.
На ней уже вовсю кипела жизнь: весело потрескивали костры, отбрасывая отсветы на приземистые шатры из шкур, вокруг суетились женщины, спешащие с ужином, чтобы накормить голодную семью. Ребятня старательно помогала им. Мужчины привязывали верблюдов и поглубже вбивали колья в песок, чтобы ночью ветер не унес жилье прочь.
Нас приняли на удивление радушно, словно наконец-то дождались дорогих гостей. Тут же проводили к самому большому костру, вокруг которого уже сидели пожилые люди. Они потеснились, дав нам место, и принялись расспрашивать.
На смуглых лицах любопытством блестели глаза — в точности, как и у детей, которые подобрались к нам поближе, жадно впитывая каждое слово. Женщины, задорно покрикивая, копошились у костров поменьше, и мне стало совестно, что я тут восседаю, как королева, а они там трудятся вовсю.
— Ты куда? — Мансур взял меня за руку, когда встала.
— Помогу им, а то стыдно, — улыбнулась ему и отошла к труженицам.
Женщины с радостью приняли новенькую в свой круг и отрядили месить тесто. Что ж, дело нехитрое, да и руки мои сильные, им не привыкать. «Делая тесту массаж», как говорила настоятельница храма, я наблюдала, как кочевницы ловко раскатывают уже готовое в лепешки. Большие такие, толстые, прямо пирог! Интересно, как печь будут? Ни печи нет, ни сковородочек не вижу.
Все оказалось просто: одна из женщин прямо натруженными большим руками разгребла почти потухшие угли и шлепнула туда одну из лепех! Сверху тут же была насыпана новая порция угля. Ох, видела бы такое наша настоятельница! Стоять бы нам тогда с девчонками с кухни за такое коленями на горохе всю ночь!
Я хихикнула. А женщины тем временем разгребли угли соседнего костра и достали уже готовую лепешку. Соскребли с нее уголь и, разломав на части, добавили их в объемный казан, судя по запаху, с мясным бульоном. Мы в храме делали такое с хлебом и молоком, называлось тюря. Весь секрет состоял в том, чтобы съесть ее вовремя — когда хлеб уже и пропитался, но пока еще не размяк совсем в склизкую гадость.
Тут, похоже, принято также — галдя, женщины перетащили котел поближе к главному костру, и все приступили к ужину. Все было очень вкусно. Яшка тоже, сидя рядом со мной, уплетал угощение с удовольствием, а потом, покачивая раздувшимся брюшком, забрался ко мне на колени, свернулся в клубочек и уснул.
А у нас начались песни и пляски. Несколько простых кособоких барабанов, по которым били попросту рукой, выдавали вполне приличный ритм, настолько зажигательный, что никто не усидел, все пустились в пляс. И я, переложив Яшку на песок, тоже потянула Мансура потанцевать.
Дракон сначала отнекивался, а потом сдался, и оказалось, что он очень даже неплох в этом деле. Закружил меня так, что почувствовала, как за спиной раскинулись большущие крылья! Рядом с нами вовсю веселились Эль и Лайла. Как же мало нужно для счастья!
Едва дыша, я шлепнулась обратно к костру, не в силах прекратить улыбаться. Сидевшая рядом бабушка погладила меня по руке.
— Береги свое счастье, девочка! — шепнула она. — Борись за него! Ничего не дается даром в этом мире, борись изо всех сил! Никому не позволяй отнять у тебя то, без чего сердце трепетать перестает — иначе оно, хоть и будет биться, а все равно станет мертвым. Борись!
Глава 15 Молитва
Утром я по старой привычке проснулась затемно. Полежала на спине, позволяя сну потихоньку уходить прочь. Рядом спал Мансур, мертвой хваткой обхватив мою талию. У меня на груди дрых Яшка — тоже кверху пузом и смешно подергивая во сне лапками.
Проявляя чудеса изворотливости, выползла, оставив мужчин вдвоем, и отправилась искать кустики. Когда вернулась, увидела кочевниц, разжигающих костер. Подчиняясь неспешному ходу жизни, женщины всюду встают первыми и начинают заботиться о семье, просыпаясь на ходу.
Я подошла и без лишних слов начала помогать. Мне молча благодарно улыбнулись. Затрещали ветки, объятые пламенем. Загляделась на алое с оранжевой окантовкой пламя, вспоминая, как тихо было в храме по утрам. Я стояла рядом с алтарем и любовалась Святым огнем, ощущая, как в душе расцветает умиротворение.
Губы сами собой зашептали слова благодарности — за все. За то, что я жива, здорова и счастлива. За друзей и попутчиков. За еду, которой в достатке. За красоту, разлитую вокруг просыпающейся пустыней. За все!
Я тихо запела, как мы делали в дни крупных праздников. Кочевники выходили из своих шатров и рассаживались вокруг нас. Прикрыв глаза и открыв руки ладонями вверх, шептали вслед за мной слова молитвы, которую я пропевала, отпуская слова в розовое небо.