– Полностью согласен, Хойке, добавить к вашей математике мне нечего, – кивнул Кнут. – Вы ведь знаете, что нужно делать теперь?
– Так точно. Запереть город?
– Это – первое. Не так, Хойке: это даже не первое. Такой приказ вы должны были отдать еще час назад. Усильте посты. Я понимаю, что в эти дни много машин выдвигается в сторону фронта, однако у меня есть полномочия, достаточные для того, чтобы задерживать любой транспорт, любые колонны. Если у кого-то будут возникать жалобы, пускай недовольных связывают со мной напрямую, – для убедительности Брюгген положил правую ладонь на эбонитовую трубку черного телефонного аппарата. – Это понятно?
– Понятно. Система пропусков уже разработана, она все-таки может облегчить нам жизнь в ближайшие сутки.
– Да, Хойке. Вы правы – ближайшие сутки. Вот максимальный срок, за который мы с вами должны поймать русских диверсантов. Кроме всей этой суеты с пропусками вы знаете, что делать?
– Знаю, господин Брюгген. Соответствующие распоряжения отдам немедленно. И лично буду контролировать ход операции.
«А ведь он все равно сейчас абсолютно счастлив, – подумал Кнут, провожая взглядом начальника гестапо. – Нет, все-таки тот лагерный мерзавец плохо знает, что может принести счастье таким, как Хойке… Или таким, как я».
Разведчики встретились только ближе к вечеру.
Место Павел Гайдук определил приметное – большое, размашистое здание Госпрома в центре Харькова найдет и увидит всякий, даже если никогда раньше в городе не бывал. Чтобы подстраховаться, он еще раньше начертил схему расположения зданий и крестиком обозначил, где именно группа должна соединиться: с тыльной стороны второй слева высотки.
Правда, Чубаров все-таки изрядно поплутал по городу, а Гайдуку с Сотником пришлось идти пешком и всю дорогу молчать – хороши были бы двое в немецкой форме, как ни в чем не бывало болтающие по-русски в немецком тылу. Но как только они оказались наконец в уединенном и безопасном месте, Гайдука будто прорвало: он не узнавал родного и любимого города, по улицам которого ходили и ездили почти одни только немцы, а сами улицы изуродованы бомбежками. Сотник молчал, подозревая, что с его родным донбасским шахтерским городком война сделала то же самое, если не хуже, ведь такой город, как Харьков, стереть с лица земли все-таки нелегко даже немецким танкам и авиации.
Дав товарищу выговориться, Михаил предложил закурить, после чего разведчики отошли в тень разбомбленного здания, чтобы не отсвечивать лишний раз и в то же время наблюдать за дорогой, выбрав достаточно безопасную позицию. «Хорьх» пришлось ждать еще часа два, но зато когда черный автомобиль вырулил из-за угла и остановился, как и было условлено, Сотник вздохнул с видимым облегчением: пока происходило по плану. Передвигаясь по Харькову пешком, они с Павлом убедились: здесь слишком тревожно и слишком суетно, чтобы одни люди в военной форме обращали внимание на других. Волков подтвердил: пока они ехали по городу, машину тоже никто не пытался остановить.