Спасти «Скифа»

Это могло означать следующее: командование Скифа, понимая, что агенту придется уходить на нелегальное положение, знало, что он воспользуется явкой Ярового – другой связи ему просто не дали. От Ярового он узнает про те самые развалины. Одновременно подполье получает от своего руководства приказ обеспечить встречу Скифа в известном месте и в известное время.

Кружок с вписанным внутрь словом «диверсанты» нарисовался на схеме, когда Хойке доложил, что предположения подтвердились и гости, появление которых предвидел Брюгген, уже в городе. Кнут соединил его стрелкой с квадратиком – другого пути, кроме как на явку Ярового, у диверсантов наверняка не будет. За время, прошедшее с момента похищения Крюгера, эфир усиленно контролировался, и ни один радиоприемник в черте города не заработал. Ну а появление группы разведчиков означает только одно: Скифа к партизанам не переправили, это должна обеспечить прибывшая команда.

Штурмбаннфюрер Брюгген видел только два пути: поставить засаду у развалин на Холодной Горе и блокировать явку Ярового. Больше следов не было, и даже если Скифа в результате все равно найти не удастся, захват и ликвидация русских диверсантов – само по себе успешная операция. Брюгген видел сводки с фронта, связывался с руководством, и теперь представлял себе полную картину развития событий.

Если Скифу не удастся доставить захваченного начальника агентурного отдела Генштаба через линию фронта, либо хотя бы передать полученную от него информацию своим в течение ближайших двух суток, эта информация уже не будет иметь для противника сколько-нибудь важного значения – ход операции «Цитадель», начатой фюрером, уже никто не сможет остановить, и вражеские войска будут отброшены на Восток еще более сильным ударом, чем он получили этой весной.

Вряд ли с той стороны фронта пришлют еще одну группу. За двое оставшихся суток Брюгген планировал перевернуть весь город, вывернуть его, как перчатку. И Хойке с удовольствием отдаст приказ расстреливать каждого пятого из гражданских, пока ему не выдадут похищенного офицера… ну и Скифа, конечно.

Теперь все шло кувырком.

Сначала Брюгген перечеркнул остро отточенным карандашом расчерченный геометрическими фигурами лист. А потом старательно смял свои размышления, положил на дно пепельницы и поджег.

Исполнительный болван Хойке наделал шуму, позволил уйти, как минимум, двоим диверсантам, и все планы летят коту под хвост…

10

– Прошу прощения, товарищ капитан. Но я хотел бы обратиться к товарищу майору лично.

Старший лейтенант Алферов сам удивился своей наглости – до сегодняшнего дня он не допускал даже мысли, что способен перечить не просто старшему по званию, а самому заместителю начальника особого отдела НКВД фронта, капитану Кобозеву. Но после того, что произошло с ним и у него на глазах за последние сутки, Алферов просто не мог себе позволить отступить. Его доклад и рапорт должно принять только первое лицо. Или же, в нарушение всякой субординации, полковой особист готов идти выше, даже через голову своего непосредственного руководства.

Старший лейтенант НКВД Алферов не исключал, что придется лично добиваться приема у товарища Берии. Он на пороге раскрытия грандиозного заговора, и если его не выслушают в особом отделе Воронежского фронта, он напишет донесение прямо в Москву, в Ставку.

– Чем вас не устраивает моя персона?

Капитан Кобозев спрашивал с еще заметной иронией. Он уже успел повидать мальчишек, рвущихся в бой и приближающих победу за несколько ночей. Но в то же время отдавал себе отчет в том, что мальчишки, только-только попавшие на фронт, свежим взглядом способны заметить и отметить многое. И не всегда их наблюдения и выводы – бред. Возможно, более опытные сотрудники просто не обращают внимания на некоторые очевидные вещи. Так или иначе, этого маленького старшего лейтенанта следовало выслушать.

– Еще раз прошу прощения, товарищ капитан. Но речь идет о спорности решений, принятых в штабе фронта. Так или иначе начальнику особого отдела необходимо об этом доложить. Я не уверен, что без согласования с товарищем полковником мы с вами сможем принять какое-либо решение.

– Мы с вами? Даже так?

Кобозев снял очки, делавшие его неуклюжим – именно из-за слабого зрения он в свое время попросился в органы внутренних дел. Курносый нос, круглый подбородок, розовые от природы щеки вкупе с очками никак не придавали мужественности мальчишке, выросшему в ленинградском дворе. Форма и ромбы на погонах тоже мало изменили облик юноши, зато вскоре Кобозев убедился, что сотрудникам НКВД большинство окружающих стараются как можно реже смотреть в лицо. А значит, серьезная форма отвлекала от негероической внешности. Кобозев в отличие от многих не просился на фронт, да его и не особо спешили брать из-за зрения, он до весны сорок второго выявлял скрытых врагов в тылу.