Тот вздохнул: «Пришлось дать подписку о невыезде, на недельку придется убрать ребят из клубов. Данила еще в обезьяннике, но надеюсь, к вечеру отпустят».
– Ладно.. Прикрой нашу деятельность недели на две. Внесем свой вклад в здоровый образ жизни нации.
Хлыщ кивнул.
–Теперь о картине.
–Может, хватит, еле выкрутились? – возразил Хлыщ.
–Нет, – жесткий возразил Антиквар, – Я хочу эту картину и получу ее. Найди среди соседей этого сбежавшего идиота какого-нибудь одинокого старика, алкоголика, бабку, снимите комнатку у них. И, как только освободят Данилу, посадите его там. Парень домой вернется, мы первыми должны побеседовали с ним.
–Глупо это, – не выдержал Хлыщ.– Ну что тебе денег не хватает купить какую-нибудь другую картину? Ведь ни перед кем не отчитываешься.
– Не суди о том, что в чем не разбираешься. Я хочу получить эту! Любой ценой. Я старею, а такие желания придают жизни стимул. Понимаешь? Ну, не жить же я ради того, чтобы обеспечивать наркотой зажравшихся малолеток.
Хлыщ тяжело вздохнул. Затея эта ему не нравилась с самого начала, но он знал, что лучше не спорить.
–Бабу бы лучше себе завел, – буркнул он.
Антиквар поморщился. Печальный опыт личной жизни отбил у него желание связывать свою судьбу с постоянной подругой. Семью и детей ему как законнику иметь не полагалось. А просто жить с женщиной, суетливой, навязчивой, стремящейся всегда настоять на своем, указывающей, что ему носить, как ему жить… А ласку и внимание только за дорогие подарки.
Нет, он не привык жить по чьей-либо указке. А продажная любовь – это удел профессионалок.
Душа требует чувств, но настоящих, неподдельных. Как на картине. Что может быть искреннее, чем горе матери, потерявшей сына?
–Ты мне зубы не заговаривай, – оборвал он Хлыща, – Хочу эту картину. Точка.
Часть 26
Андрей Нарышкин
Аристотель.
Андрей спрятался среди гаражей в тайнике из ящиков, который построил еще в детстве для игры в прятки. Прогнивший и покосившийся, тот был цел.
Он долго не мог отдышаться и быстро стал замерзать. Раздетым и босиком осенней ночью на улице долго не выдержать. Ледяная земля жгла босые ноги. Его уже начала бить крупная дрожь от холода.
Без одежды он замерзнет. Что делать? Он выглянул из своего укрытия: улица была пуста.
Он перебежками добрался до мусорных контейнеров. Около них часто сваливали старую одежду. Так и есть – лежала груда тряпья. Он торопливо стал перебирать его, нашел старую с порванным рукавом куртку. Растянутый, но без дырок свитер. Какие-то штаны старомодные, но целые. И пару перекошенных ботинок. Вот бы еще носки, но вряд ли выносят их к мусоркам с благотворительной целью. Он с брезгливостью натянул найденную одежду. Чтобы бы увидеть на себя со стороны, он покрутился перед закопченным полуподвальным окошком. При слабом свете уличного фонаря на него смотрел типичный городской бомж.
В одежде он немного согрелся. Но ботинки жали и натирали ноги. Хорошо бы еще было бы найти шапку. И тогда до конца ночи можно перебиться даже на улице. А дальше? Вот и будет время обдумать, что ему делать дальше. Ему надо где-нибудь на время затеряться. В таком виде он не привлечет внимания разве только на вокзале. Какого только сброда там не бывает.
Он пошел на вокзал через дворы.
Зал ожидания был полон, там было теплее, чем на улице.
Андрей выбрал место в самом дальнем уголке, примостился на пустой скамейке. Он все яснее понимал, что оказался в безвыходном положении. Идти ему некуда, просить о помощи не у кого.
Сколько он сможет проторчать здесь? Без денег, голодный. Полиция будет его искать! Да и бандиты, вероятно, тоже. На работе его утром хватятся.
Но усталость победили тревогу. Он свернулся калачиком на скамейке, старался согреться – по огромному залу гуляли сквозняки. И задремал.
Проснулся Андрей от острого чувства голода. В зале было несколько буфетов. Но как поесть без денег? В голову роились невеселые мысли. Вспоминался тот день, когда он шел по улице с пакетом, в котором лежала похищенная картина, а он чувствовал себя героем.
Да, обладание ей дало ему несколько минут эйфории. А теперь он за них расплачивается. Отказался бы он от тех минут, чтобы сейчас спокойно спать в своей теплой постели? Да что рассуждать! Изменить уже ничего нельзя.
Навязчивый женский голос, объявлявший поезда, наконец, замолк. И он смог снова немного подремать.
Когда Андрей проснулся, наступило утро. Он пошевелился и застонал. От неудобной позы, в которой он спал, заболела спина, затекли ноги и руки.
Солнце сквозь огромные пыльные окна заливал вокзал рассеянным светом.