Выпив по рюмочке, Петрович с Иваном вспоминали детство: ночные походы на маленькое деревенское кладбище для проверки своей смелости. Они вычитали в журнале, что таким способом закаляли дух юных самураев, и решили доказать себе, что не уступают в храбрости японским мальчишкам с их какими-то особенными мечами-наганами, которым втайне мучительно завидовали. И честно отсидели два часа на поваленном кресте, дрожа, как они убеждали друг друга, от холода.
Вспоминали, как воровали клубнику у толстой, крикливой Ревтовичихи. Ягоды, хоть и крупные, были кислыми, и крапива около забора, в которую приходилось прыгать, давала себя знать потом дня три мучительным покалыванием. Но порочное удовольствие напакостить злой тетке, столько раз обижавшей их матерей, искупало все.
А когда жена Ивана легла спать (она работала учителем истории, и встать ей надо было рано), они вспомнили Ленку, их одноклассницу. Худую, голенастую, с выбеленными солнцем волосами девчушку. Оба были влюблены в нее с седьмого класса. Непоседливая хохотушка, она охотно мелькала подолом своего выцветшего платья перед обоими. А они, изнывая от ранее незнакомого и невыносимого томления, боролись с ненавистью-ревностью друг к другу и с не менее сильным желанием поделиться этой новой, невыносимой своей тяжестью тайной.
Зазывный подол действовал завораживающе не только на них. Сразу после школы Ленка удачно, по мнению односельчан, вышла замуж за приезжего городского. Домой она больше не возвращалась.
К горькому изумлению Петровича, Иван рассказал, что недавно встретил ее около рынка, худую, пропитую, опустившую. И, сколько он не взывал к ее памяти, она не узнала в немолодом лысоватом человеке Ваньку-Тихоню, одноклассника, когда-то неотступно ходившего за ней.
История Ленки заставил их загрустить. Оба долго не могли заснуть. Петрович вспомнилось, как они втроем отправились к этому самому пресловутому Стоячему. В восьмом классе, в самом начале мая, на праздники, которые казались похожими на маленькие каникулы. Деревья уже покрыла нежнейшая, новорожденная листва, на полянках празднично желтели солнышки мать-и-мачехи. Ленка со смехом бежала впереди среди тоненьких березок, а они брели следом, истязаемые и влюбленностью, и ревностью и не могли разделить ее радость. Эх, какой полной, искренней и настоящей жизнью жили они в пятнадцать лет.
Остальная часть жизни человека, казалось бы наполненная серьезными, важными делами, намного скучнее и бесцветнее. Что запомнилось ему за последние тридцать лет? Первый вызов на труп: жуткое самоубийство цыганского парня. Он повесился на воротах у дома любимой девушки. Накануне он приходил свататься, но ее родители выгнали его с оскорблениями и брезгливостью.
Густые черные кудри парня, разметавшие на неестественно запрокинутой голове, врезались в память навсегда. Как и дикий вой, вырывавшийся из груди несостоявшейся невесты.
Ну, а остальные годы? Да, все воспоминания о них не могли сравняться по яркости и насыщенности вот с такими мгновениями, пережитыми в юности: цветастый подол между березок или горящие от укусов крапивы лодыжки. Петрович порадовался, что не живет в городе, и у него нет шансов встретить Ленку, теперь опустившуюся, беззубую, с разбитым лицом алкоголичку.
На следующий день Петрович с Иваном отправились в его институт. Они долго ходили по длинным темным коридорам в поисках нужного кабинета. Низкие потолки, одинаковые двери. И большие грязные окна. «Храм науки?» – изумлялся Петрович.
Наконец они зашли в небольшой кабинет, заставленный старыми канцелярскими шкафами. На пошарпанном письменном столе мигал древний компьютер. Перед ним сидел взлохмаченный седой человек. Окладистая борода обрамляла загорелое лицо. Он повернулся к вошедшим и словно осветил их голубизной своих неожиданно молодых глаз. Иван представил Петровичу:
–Андрей Андреевич – наш неофициальный специалист по кладам.
–Ну, и что у вас? – с нетерпением спросил тот.
Петрович достал рисунки монет.
–Ну, ничего особенного, – разочарованно сказал специалист, взгляд его потух. – Александра Первого эпоха. Где взяли?
–Да, вы понимаете, обстоятельства самые трагические. Нашел у убитых на берегу озера Стоячего.
Глаза Андрей Андреевича снова загорелись.
–О!! Это озеро – возможное место захоронения одного из самых значительных кладов на всем постсоветском пространстве.
И вдруг выбежал из кабинета. …. Иван, извиняясь, улыбнулся: «Ученый, чудак, мы все тут немножко того…»
Андрей Андреевич вернулся с кипой книг и папок, свалил их на стол.
На обложке книги, лежавшей наверху, – портрет мрачного человека в треуголке, смотрящего вдаль.
Петрович вспомнил, как долго он не мог определиться со своим отношением к этому историческому персонажу.
Наполеон вызывал у него восхищение, когда бесстрашно бросался в атаку под огнем противника на мосту в Тулоне. Или когда брел рядом с солдатами по раскаленным пескам Египта.
Но он был отвратителен, когда окуклился из первых консулов в императоры, или когда объезжал поля боев, рассматривая груды окровавленных и изувеченных тел.