Спасти СССР. Адаптация

Я задумался, но руки машинально продолжали делать свое дело.

– Да нет. К Новому году что-нибудь сошью в подарок. Вот только как снять с нее размеры тайком, чтобы сюрприз был?

Яся кивнула, принимая задачу, а затем повернулась, пристально разглядывая «Ригонду».

– Дюх, у тебя пластинки какие-нибудь есть? – решилась наконец она.

– Там, внизу, выбирай, – указал я в сторону тумбы.

Яська выволокла стопку и некоторое время с азартом в ней копалась.

– О! – отобрала один конверт. – Сальваторе Адамо! Можно?

– Ставь, конечно, – кивнул я, отстригая нитку.

– А как? – Она с опаской смотрела на проигрыватель.

– Смотри.

Я поднял крышку проигрывателя, затем бережно взял диск за края и бережно опустил на резиновую подкладку вертушки. Вжал кнопку, и черное виниловое тело начало медленно и торжественно вращаться. Неторопливо провел от центра к краям кругляком с бархоткой, убирая редкие пылинки. Двумя пальцами осторожно приподнял звукосниматель и наклонился, прицеливаясь. Плавно, как пилот, нашаривающий колесами полосу, опустил, и игла поймала дорожку. В динамике мерно зашуршало.

Я замер, затаив дыхание. Ох как давно я не слышал этого колдовского звука! Этот на первый взгляд лишний шум каким-то волшебным образом делает музыку настоящей. Есть в этом что-то от таинства рукоположения, передающего тепло ладоней от поколения к поколению. Глубина дорожек винила так же напрямую восходит к дуновению воздуха у губ артиста; поэтому, слушая винил, мы ощущаем жизнь.

Еще миг мы вместе нависали над плывущим по кругу диском, а потом серебряный голос прочувствованно вывел первые строки.

На удивление ловко грассируя, Яся стала негромко подпевать, отступая к креслу. Уютно устроилась в нем, забравшись с обеими ногами, и прихватила полы халата коленями. Я встал к машинке, и на музыку начал накладываться короткий стрекот челнока. Но Ясе это не мешало – она умиротворенно покачивала головой в такт и в некоторых местах чуть слышно напевала.

Эта элегическая расслабленность ее и подвела – пола халата предательски выскользнула и упала на пол, приоткрыв стройное бедро почти на всю его длину.

– Ой! – дернулась девушка, уловив мой разгоревшийся взгляд.

– Ой, – повторил я, напрочь запарывая шов. – Да чтоб тебя! Выгоню!

Яська торопливо вернула строптивую полу на место и укорила, глядя исподлобья:

– А вот на Тому так смотри.

– Всеядная я… – предпринял попытку хоть как-то оправдаться.

– Хорошо хоть не плотоядная, – усмехнулась Яся. На щеках ее проявилось по красному пятну.

– Природа наша такова, – сказал я и поспешил успокоить: – Но ты не волнуйся, это контролируемо.

– А может, – лукаво улыбнулась девушка, – я бы и хотела немного поволноваться.

И тут сквозь музыку мы расслышали негромкий хлопок, донесшийся из прихожей.

Мы замерли, глядя друг другу в глаза, словно застигнутые на горячем любовники. Затем я опасливо двинулся на звук. Яська на цыпочках пристроилась за моим плечом.

Я осторожно потянул дверь на себя.

Первой мыслью было: «Нет. Этого просто не может быть. Мне привиделось», причем я был в этом абсолютно твердо уверен. Не может, ну никак не может мама оказаться здесь и именно сейчас. Не может стоять в двух шагах от нас, переводя растерянный взгляд то на меня, то на открывшуюся ей в глубине моей комнаты картину.

Я молча заглянул в свою берлогу, и мне тотчас захотелось зажмуриться, но зрелище уже успело впечататься в память со всей безжалостностью: белый передник был брошен поперек стола, а поверх него разметалось темно-коричневое платье. Один его рукав кружевной манжетой обессиленно тянулся к полу; торопливо вывернутая майка одной лямкой зацепилась за спинку стула.

От красноречивости увиденного я впал в ступор.

– А меня вот с работы пораньше отпустили… – как-то виновато сообщила мама.

– Мама, – решительно выпалил я, – это не то, о чем ты подумала…

И тут я явственно ощутил, что густой туман абсурда, окутывавший меня в последнюю неделю, достиг своей максимально возможной концентрации.

«Лучше бы это действительно ребята Андропова пришли», – промелькнуло в голове тоскливо.

Мама посмотрела на меня с отчетливым удивлением и даже с озабоченностью.

– Вообще-то, – осторожно, словно ступая по хрупкому льду, сказала она, – я пока успела подумать только о том, что девочка неаккуратно разбросала одежду и ткань может помяться.

Из-за моего плеча раздалось придушенное сипение. Я крутанул головой и наконец увидел, как на самом деле выглядит лицо цвета мака.

Обессиленно прислонился к косяку и с беспомощностью понял, что с мыслью о пике сумрачного абсурда я поторопился. Тут нет переломной точки, это экспонента, и меня несет по ней все выше и выше.

– А мы тут… – неловко развел руками и запнулся.

«…плюшками балуемся», – игриво хохотнул, заканчивая фразу, внутренний голос, и я болезненно поморщился.

Мама, прищурившись, молча разглядывала то меня, то Ясю, и лицо ее едва заметно подрагивало.

Я пригляделся к блеску глаз.

«Да она же веселится!» – осенило меня.

Я с укоризной покачал головой, а потом с облегчением провел подрагивающей ладонью по взопревшей шее.