Старуха - колоритная, с проседью в волосах, с крючковатым носом - смотрела на него со смесью любопытства и раздражения от того что побеспокоили
- Съехали они!
- Давно?
- Месяц уже!
Буров понял - пустышка. Надо адресное бюро запрашивать. Но верный своему оперскому чутью, поспешил...
- А с вами простите можно поговорить?
...
- Я из милиции. Из Москвы.
- Это с чем?
Буров с сомнением смотрел в вазочку с варением
- Это с грецким орехом.
- С этим варение варят?!
- А как же. Да вы пробуйте.
Буров осторожно попробовал варение из какой-то даже на вид несоветской банки. Вкусно, хотя вкус непривычный, надо признать...
- Так вы значит из милиции... - поинтересовалась старуха
- Из нее самой. А вы своих соседей давно знаете?
- Давно? Ну, почитай еще до войны рядом жили... тут и заселялись.
Буров изобразил удивление. Хотя удивляться было нечему - это в Москве порой не знают как зовут соседа по лестничной площадке. Здесь же - древний город, традиции... стоило ожидать. Повезло можно сказать.
- А сейчас почему тут не живут?
- Да съехали. Тамара Ильинична то на родину вызов получила, вот и отправилась...
Евреи - отказники. Этого только не хватало. Где евреи, там жди неприятностей.
- Одна отправилась?
- А Илью Иосифовича то схоронили.
- Давно?
- Да в том году. Йоська не приехал стервец...
- У них детей сколько было?
- Один у них был. Иосифом звали. Имя у него в честь деда, но получилось, имя как у Сталина, а отчество как у Владимира Ильича
- А Илья Иосифович ... ему сколько было то?
- Как припомнить... с тридцать пятого он.
- Молодой. Что же он?
- Рак, сынок. Раковый он был
- Как же... живешь, живешь...
Помолчали.
- Йоська... любимый сын был. Как они с отцом... хвостиком за ним ходил. Отец тоже для него все делал. На завод водил, в секции устраивал.
- В какие секции? - спросил Буров
- Да вроде в Динамо ходили...
- Как же он не приехал? Не смог?
- Кто его знает, чужая душа... его в последнее время видно не было.
- Говорили о на северах... - подбросил Буров
- Тамара Ильинична говорила... на золото его сманили. Хотел отца спасти этими деньгами... не успел.
- А кто его на север поехать надоумил, не знаете?
- Наверное Гоги, кто ж еще. Он с северов Волгу привез.
- Тут живет? Фамилию знаете?
- Тут, где ж ему еще. Фамилия Николошвили...
В Москве - Буров пошел бы отрабатывать информацию немедленно. Он уже понял, что произошло - Иосиф пытался помочь отцу, нужны были деньги, он завербовался на север. Через знакомых. Там его обломали и поставили на него пропажу оружия - уголовное дело. И поставили перед выбором - либо делаешь то что скажем, либо садишься в тюрьму, а отцу уже никто не поможет. Не может быть чтобы Николошвили не был связан с уголовниками, вопрос в том - какими.
Но это была не Москва, рядом не было испытанных товарищей из МУРа, а был чужой город, чужая республика и может быть чужая страна. Потому что в Советском союзе такого что тут происходит - такого просто не бывает. И потому Буров окоротил себя и решил сначала поднять у местных сыщиков данные на этого Николошвили, если они там есть, взять при необходимости подмогу, и только потом - соваться.
Но выйдя на улицу, он понял, что если бежать от неприятностей, неприятности найдут тебя сами. Улица была перекрыта, сразу четыре белые Волги были расставлены по ней. И около его машины терлись люди с откровенно уголовными физиями - а у него на все про все был пистолет Макарова с запасной обоймой.
Но ученый в МУРе тому что если загнали в безвыходную ситуацию, при буром, может и выскочишь, Буров направился к машине.
- Чего забыли, граждане уголовные? - спросил он - документики имеются.
- Ты с Масквы сыщик да? - спросил один из уголовных
- А право имеешь интересоваться?
- Тут с табой пагаварить хотят, да...
- Так говори, что встал.
- В машине хатят пагаварить.
- А чего на улицу не выйдут, вон, солнышко какое?
Второй, восточного вида - приложил типичным жестом руку к груди
- Извини, дарагой, тут нет неуважения никакого. Просто хозяин наш выйти не может совсем, да. Никто тебя пальцем не тронет, хозяин слова сказать хочет. Горе у него.
Буров решил, что если бы хотели убить - убили бы. Это просто. И четыре машины за ним не посылали бы.
- В какой машине?
- Вон в той, дорогой - восточный забежал вперед, чтобы открыть дверь
В Белой волге было жарко, но окна завешены шторками из плотной ткани, видно ничего не было. На лобовом стекле наверху была надпись "Автоэкспорт" на переводной пленке - последний писк моды. Водитель, как только Буров сел сразу вышел и он остался на заднем наедине с хозяином машины. Тот был такой толстый, что Буров не понимал, как тот влез в машину.
Буров вдруг с удивлением понял, что человек в Волге - инвалид.
- Кто вы? - спросил он
Хозяин Волги усмехнулся
- Паспорт тебе показать?
- Просто представиться будет достаточно.
- Я Евграф Шеварднадзе.