- У-у-у-у-у... - негромко и тоскливо завыл я вверх на ущербную луну. Ещё раз проворачиваться через ту же самую мясорубку очень не хотелось. - Ладно, ты - не одна. То, что ты стала рулить девчонками, и как - хвалю. А вот с Арленом - феерический провал. И не потому, что он сломал руку, - Наташа посмотрела на меня с удивлением, и я счёл необходимым уточнить: - Хотя и это плохо. Я понимаю, что Мэри - симпатяжка, а Арлен - мутный. Но приятны ли люди с той стороны, неприятны ли с нашей - в этом мы будем разбираться потом, когда они перестанут оспаривать наше право самим определять свою жизнь. Знаешь, это как в войну: какие из немцев на самом деле хорошие, а какие не очень, разбирались уже после взятия Рейхстага. А пока здесь - мы, а там - они. И в этом не надо путаться.
Кузя вдруг улыбнулась.
- Я бы предпочла «мы» покомпактнее, - ладони её сложились вокруг майки, словно лепя снежок.
Я огляделся вокруг и заговорил уже спокойнее:
- Давай об этом поговорим потом, в другой обстановке. А пока самое главное: если ты хочешь быть не одна, и это «не одна» включает и меня... - я сделал паузу и вопросительно посмотрел на Кузю.
Она коротко втянула сквозь зубы воздух, замерла так на миг, а потом согласно двинула головой, еле-еле, чуть заметно.
«Молодец, - прошёлся я по себе бритвенно-острым сарказмом, - кто-то берет под свою руку крепости и племена, а кто-то - пригожих девиц, да одну за другой. Может, Кузя сегодня и выступила дурочкой, но для тебя-то это - постоянная роль...»
Я кхекнул, прочищая горло, и постарался завершить фразу ровным голосом:
- ...то тебе надо научиться согласовывать свои поступки с моими планами.
- Но я же их ещё не знаю! - неподдельно возмутилась Наташа и посмотрела на меня с надеждой.
- И не будешь, - согласно кивнул я, - поэтому свои женские «поступки» предварительно обсуждай со мной.
- Что, все? - поразилась Кузя.
- А их что, так много? - подивился я.
Она громко фыркнула. Этим, в общем-то небогатым звуком, ей удалось выразить высшую степень своего превосходства.
Я тяжело вздохнул, готовясь уступать:
- Те, что могут выплеснуться последствиями за пределы класса.
Она задумалась, что-то прокручивая в голове.
- Идёт! - довольно блеснула глазами.
- Ладно, - сказал я недовольно, - на сём договорились. Дай, - забрал платок, а потом потянул майку из её рук.
- Эй, эй, - она вдруг вырвала у меня эту тряпицу и торопливо спрятала её за спину, чему-то криво при этом улыбаясь. - Я же обещала!
- Ну… Тогда пошли, - я предложил локоть, и она тут же за него уцепилась.
На подходе к лагерю я почувствовал, что Кузю начинает нервно поколачивать. Покосился: у неё опять начали срываться слезы.
- Что? - я остановился и озабоченно посмотрел ей в лицо.
- Страшно... - прошептала Наташа и попыталась ткнуться лбом в моё плечо.
- Вот не надо... - я мягко увернулся и подумал обречённо: «Началось... Да как быстро...»
Кузя горестно вздохнула, постояла, глядя куда-то в сторону, потом двинулась вперёд. Я молча пристроился рядом. На душе было муторно, словно на мне неожиданно повис крупный долг - и когда только успел?!
Первым со скамьи нас заметил Алексеич. Он курил, прикрывая огонёк папиросы ладонью.
- О, - произнёс негромко, скользнул цепким взглядом по мокрым дорожкам на Кузиных щеках и кивнул мне с одобрением.
- Наташ, ты что? - бросилась к нам от стола встревоженная Томка.
- Очень за Арлена Михайловича переживает, - мрачно сказал я.
Руки у Кузи взлетели и торопливо прикрыли лицо.
- Похвально... - процедила Тыблоко, натягивая крокодилью улыбку.
- Позаботься о ней, - подтолкнул я Наташу к Томке.
Тыблоко проводила уходящих девушек долгим взглядом, потом похлопала по скамье рядом с собой:
- Андрей, садись с нами, чайку погоняем.
Я нашёл свою кружку и сел, с опаской посмотрев на задумчивую Чернобурку. Из класса за столом я остался один. Помолчали, потом Мэри тишком понюхала свои пальцы и брезгливо поморщилась.
- Ай, что уж теперь... - решительно сказала Чернобурка, до того искоса поглядывающая за ней. С этими словами она решительно достала из-под скамьи сумку и выставила заготовленный, видимо, совсем для другого случая, запас: пару бутылок армянского пятизвёздного и пакет с «Белочкой».
Сидевший чуть особняком от нас усатый сапёр заметно оживился.
Мэри, судя по всему, не употребляла в своей жизни ничего крепче травки. После первой она ощутимо обмякла, после второй - полюбила весь мир и особо - сидящих за столом.
Потом я не выдержал и под многозначительное молчание Тыблоко слил остатки со дна бутылки себе в чай.
- Третья, - объявил твёрдым голосом, - вечная память... И упокой душ.
Алексеич решительно кивнул и выдохнул дым под стол.
Чернобурка недовольно зыркнула, но тут Мэри начало пробивать на покаяние всем присутствующим, и настроение у оперативницы сразу переменилось.
- Ладно, что ни делается... - чуть пьяно сказала она, поднимаясь, и торопливо поволокла Мэри из-за стола.
- Э... - повернулась Тыблоко на внезапное бульканье.
Пока мы смотрели, как Чернобурка затаскивает свою добычу в палатку, сапёр успел раскупорить вторую и налить себе доверху.