Спасти СССР. Манифестация II

Спокойствие, только спокойствие… Я отмер и задышал. Прежде чем пугаться, надо вызнать кой-какие циферки. Действительно ли райком проявил инициативу, устроив ристалище политинформаторов? Даже если допустить, что в Большом доме резко сузили район поисков, и «Политбои» на самом деле прикрытие оперативной проверки или перепроверки, не станут же чекисты выдавать себя, упираясь лишь в один район города?

«А почему бы и нет? – насупился я. – Ах, Дюха, Дюха… Ты, конечно, птица большого полета, но с какого перепугу Комитет станет распылять силы, устраивая «Политбои» по всему Питеру? Ради твоего душевного спокойствия? Птичку им станет жалко? Да наоборот! Пускай занервничает «жирный пи́нгвин», забегает, засуетится! Быстрее в силки угодит…»

Обессиленно вздохнув, поплелся к знакомому дому. Плелся, и думал, что не зря таскаюсь к девчонкам - с ними я отдыхаю. Сбрасываю напряг и заряжаюсь энергией. Там хорошо, там тепло… Да и накормят!

Палец знакомо вдавил кнопку звонка. Треньканье электронного колокольчика не разобрал, а вот торопливые шаги услышал.

- Кто?

- Я, - мои губы разъехались в полуулыбке.

Дверь отворилась с величавым скрипом. С порога радостно лучилась Мелкая. В простеньком халатике и в тапках, она выглядела очень мило, по-домашнему.

- Привет, Дюш! - качнувшись в кратком раздумье, девушка отшагнула, пропуская меня.

- Привет… - отпасовал я, подумав скользом, что у нас с нею глубокая духовная близость… со взаимной неловкостью из-за того, что глубина - непривычна.

- Представляешь, - с воодушевлением объявила фройляйн Гессау-Эберлейн, подлащиваясь, - уже успела соскучиться!

Я с опасливым удовольствием огладил густые, упругие волосы. Девушка затихла, но тут же встрепенулась, распахивая глаза:

- Ой, ты же, наверное, голодный!

- Ну, если у тебя есть жареный слон, - шутка моя вышла натужной, - то я его съем!

- Слон в духовке не поместился! – захихикала Мелкая. – Но курочка туда влезла! Пошли, я буду тебя кормить…

Утроба моя привыкла уже к «курице тушеной, рубленной с овощами», но Тома смогла удивить – мне на тарелку легли маленькие отбивные, одуряюще пахнувшие чесноком и неведомыми травками. А рядом плюхнулась горка пюре – его так и тянуло окрестить «картофельным кремом».

Пока не умял половину, застольного разговора не вышло. Мелкая сидела напротив, подперев голову кулачком, и с умилением наблюдала за мной.

Неожиданно ее щеки протаяли румянцем, а палец завозил по скатерти.

- Дю-уш… - потянула она с запинкой: – Я тут узнавала… Меня на работу могут взять – уборщицей в ДК «Станкомаш». И там даже не надо, чтобы райисполком разрешил - четырнадцать-то мне есть, пятнадцать скоро! Четыре часа всего работать, а получу, как за полный день – рублей сорок или даже пятьдесят…

Сразу вспомнив Кузю со шваброй наперевес, я накрыл ладонью девичьи пальцы, и сказал бархатно:

- Успеешь еще наработаться… когда институт окончишь. А пока… - в моем голосе зазвучали просительные нотки. - Не надо, Том. Ну, правда, ты же и так вкалываешь!

Глаза напротив распахнулись.

- Я?!

- А кто? Вон, сколько вкуснятины наготовила! – вилкой я добрал остатки с тарелки, и смущенно хмыкнул, посматривая искоса: - Прямо, как фаворитка короля… Следишь, как его величество трапезничать изволит!

- Ага! – успокоено хихикнула Мелкая, но все же спросила: - Дюш, точно не надо? А то я могу!

- Точно! – твердо сказал я. – Моги учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин! Как у тебя с йогой?

- Бакасану освоила! – похвасталась Тома. – Да-а!

- Молодчинка! – похвалил я свою «фаворитку».

- А шавасана не выходит, - вздохнула девушка. – Ну, никак! Вроде, всё просто, ложись и лежи, так ведь надо расслабиться. А полностью не получается! Только плечи отмякнут – ноги напрягаются. Не уследишь за этим вредным организмом!

- Не ругайся, - улыбнулся я, подтягивая кружку с компотом. – Хороший у тебя организм. Вон, как старается!

Мелкая воссияла…

* * *

Тишь да гладь… Солнце садилось, да только всё не пряталось за черневшие крыши. Краснеющая звезда будто цеплялась за трубы и антенны, стремясь задержаться еще на чуть-чуть, и тянулась любопытными лучами, роняя косой свет на лист ватмана.

Тамара, забравшись с ногами на стул, старательно выписывала кисточкой детали, по-детски забывая прятать кончик языка за напряженными губами. Веточка сирени в литровой банке – не самая простая натура, но у художницы получалось.

Глянцевые подмалевки листьев – самое элементарное. Положить аккуратные мазки, перенося на бумагу лепестки соцветия, труднее. Но самое сложное – отразить прозрачность стекла. Тронуть ватман округлыми линиями, поиграть синевато-зеленистыми оттенками, наложить блики…

- Не выходит, - огорченно вздохнула Мелкая, забавно прикусив уголок губы. – Вместо света – какое-то пятно размытое…

- Всё у тебя выходит, - оспорил я. – Художники годами учатся передавать светотени, а ты хочешь успеть за какие-то недели! Не спеши. – Зрение вобрало рисунок как бы вчуже. - Мне бы твое внимание к деталям… Я, вот так, как ты, не смогу. Никакого модернизма, никакого абстракционизма!