Спасти СССР. Манифестация II

«Хоть бы она с Арленом в больницу уехала!» ‒ взмолился я всем богам сразу.

Метров через пятьдесят мой фонарик нашарил выворотень. Я бросился к нему как к родному и принялся с силой тереть доски о грунт и корни. Потом опять прошёлся по ним майкой и поволок сквозь предательски хрустящий подлесок обратно.

«Ну, вот и всё, ‒ я установил над ямой вторую доску и потёр, очищая, ладони. ‒ Теперь как повезёт. Надеюсь, она не Пинкертон».

Из леса я вывалился весь взвинченный и распаренный. За спиной осталась непроглядная темень, над полем же ещё висел сумрак. Костер впереди манил обещанием тепла, и я зашагал на него, перебирая в уме варианты страшных кар.

Впрочем, прошёл я недалеко: в негустой ещё тени цистерны маялась знакомая фигура. Увидев меня, Кузя решительно выдвинулась наперерез.

‒ Андрюша... ‒ начала она ласковым голоском.

‒ Ага! ‒ сказал я, зачем-то вытягивая из кармана майку, и злобно рыкнул: ‒ А ну-ка, ком цу мир.[8]

Наташа посмотрела на меня с лёгким недоумением, потом чуть склонила голову набок и миролюбиво улыбнулась:

‒ Ой, Андрюш, а это по-каковски? У меня аж мурашки по спине побежали...

Мои губы подвигались, сортируя набегающие слова. Сильно не помогло, на языке вертелись одни непристойности, к тому же, после слов о мурашках, совершенно определённой направленности ‒ мне отчего-то представилось, как белела бы сейчас в сумерках её нагая спина.

Я стоял, механически подбрасывая на ладони грязный тряпичный комок. Потом, неожиданно даже для самого себя, метнул его в Кузю. Она дёрнулась, ловя.

‒ Постираешь, ‒ выплюнул я приказ и зашагал дальше.

Кузя в недоумении посмотрела на тряпку, потом поднесла её к лицу и понюхала.

«Нюхай-нюхай, ‒ злорадно думал я, проходя мимо, потом взмечтал: ‒ Эх, ремнём бы...»

‒ Андрей, ‒ полетело мне в спину.

Я даже ухом не повёл. Наташа догнала меня бегом, схватила за руку и дёрнула, разворачивая к себе.

‒ Андрей, стой! Давай поговорим.

‒ О чём? ‒ спросил я устало.

‒ Я постираю, ‒ она медленно, не сводя с меня взгляда, кивнула.

‒ Забудь и выбрось, ‒ я раздражённо выдернул руку и двинулся дальше.

‒ Подожди, ‒ она торопливо пристроилась сбоку и вцепилась мне в плечо. ‒ Ну подожди же!

В голосе её прозвучало отчаянье. Я остановился и засунул руки в карманы. Мы стояли очень близко, лицом к лицу, словно собираясь вот-вот закружиться в медленном танце в свете далёкого костра.

‒ Я не хотела! ‒ и она для пущей убедительности шмыгнула носом. ‒ Правда же! Я не хотела так...

‒ Ну, так что уж теперь об этом говорить, ‒ процедил я. ‒ Хотела, не хотела... Человек уже пострадал. Серьёзно.

‒ Я не хотела... ‒ повторила она, молитвенно прижимая ладонь к груди.

Я посопел, с усилием гася в себе острое раздражение, потом сварливо уточнил:

‒ Просто в дерьме хотела вывалять, да?

Она с готовностью закивала и посмотрела на меня с неясной надеждой.

‒ Слушай... ‒ я подвигал головой, разгоняя застоявшееся в загривке напряжение, и спросил: ‒ А зачем? Почему?

Кузя со свистом втянула воздух, в полумраке блеснули ровные белые зубы:

‒ Да он капитаном! На судне! Плавал! ‒ она беззвучно притопнула ножкой, и глаза её зло сверкнули: ‒ У-у-у-у... Фальшивка! Придушила бы!

Я с трудом придавил невольную улыбку:

‒ А ты-то откуда разбираешься?

‒ Да я на руках у флотских выросла! А этот! ‒ звонко воскликнула Наташа и перешла на сдавленное шипение: ‒ Фальшивка! И козел! Он... ‒ тут она куснула нижнюю губу и замолчала.

‒ Да? ‒ переспросил я, невольно расправляя плечи.

‒ Неважно, ‒ торопливо отмахнулась Кузя.

‒ А всё же? ‒ мне чудом удалось сохранить ровный голос, но кулаки в карманах разжались с трудом.

‒ Неважно, ‒ повторила Кузя, ‒ я же не из-за себя сделала, я-то что... Рыжую жалко, она хорошая.

‒ Мэри, значит, пожалела... ‒ набычился я, опять заводясь. ‒ А тебя кто пожалеет, если вскроется?

Она посмотрела на меня с неожиданным превосходством, потом победно тряхнула моей майкой:

‒ А вот для этого есть ты.

Я открыл рот. Закрыл. Глубоко вдохнул, припоминая, зачем я вообще здесь нахожусь, и как это хорошо, что мне есть для чего жить. На меня снизошло спокойствие, и я сказал:

‒ Нет. Извини, но нет. В следующий раз я и пальцем не шевельну, чтобы спасти твою задницу.

Из темноты выметнулась Фроська. Приблизилась ко мне по дуге, взбудоражено пофыркивая, обнюхала сапоги и скачками унеслась прочь. Мы проводили её взглядами.

‒ Почему? ‒ голос у Кузи упал почти до шёпота. ‒ Я же не для себя... Ты сам мне говорил о поступках, помнишь?!

Тут я словно наяву почувствовал, как клацнул, смыкаясь, тугой зубастый капкан. Ну вот и что ей теперь говорить?!

‒ Пф-ф-ф... ‒ звучно выдохнул я. ‒ Ты, Наташа, горячее-то с солёным не путай. Я говорил совсем о другом. Поступок подразумевает готовность принять все его последствия. А у тебя получился удар исподтишка, ‒ она дёрнулась что-то возразить, но я провёл между нами рукой, пресекая, ‒ пусть даже и нанесённый из чувства попранной справедливости.

‒ Удары исподтишка ‒ это поступки женщин, ‒ Кузя передёрнула плечиками. ‒ Ты же не хочешь, чтобы мы падали на амбразуры?

‒ Не хочу, ‒ подтвердил я после короткого молчания и задумчиво посмотрел на неё.