Спасти СССР. Манифестация II

- Может, - усмехнулась Жозефина Ивановна, обращая взгляд на Тому. – Мы с твоим дедом познакомились в сорок втором… Я проходила переподготовку в Новосибирске, а Вернер Эберлейн… жил в Могочино. В сорок третьем родился твой отец, Тома. Вернер настоял, чтобы Эрнесту дали его фамилию. Потом… жизнь развела нас с дедом. Мы с твоим папой жили в Ташкенте, я преподавала немецкий в тамошнем университете, а в шестьдесят третьем Эрнест встретил твою маму… Ее отец был самураем, как он сам признавался, а звали его то ли Токаси, то ли Тосио… не помню уже. Работал сначала в Японском коммунистическом, потом в Туркестанском бюро… Дочери он дал имя Дзюнко, но все звали девочку Зинкой. Так и в паспорте записали…

- Да… - вытолкнула Мелкая. – Мама рассказывала…

- Чуть не забыла… - ворчливо заговорила Жозефина Гессау. – Я вам немножко фруктов привезла – клубники, черешни… Тут, на северах, такое не растет!

Она выставила на стол пару трехлитровых банок, по самые капроновые крышки набитые отборными плодами из солнечного Узбекистана.

- Здорово… - простодушно восхитилась Софи. – Будет на десерт! – и похвасталась: - А мы с Томой тоже скоро – на юга! В Крым!

Мелкая посмотрела на меня, тая вопрос в зрачках, я ей ласково подмигнул.

- Поедете с нами? – с запинкой предложила внучка.

- С удовольствием! – прочувствованно ответила бабушка.

Среда, 28 июня. Вечер

Ленинград, Литейный проспект, «Большой дом»

Вкрадчивая синева вечера помаленьку наливалась непроглядной чернотой, копила мрак за стеклами, а город будто противился наступлению ночи – сиял тысячами окон, зажигал фонари… Суетливые потоки машин, словно подкрепление силам света, скрещивали лучи фар.

Ленинградские улицы удерживали позиции, а вот темные абрисы крыш всё смутнее выделялись в небе, сливаясь с кромешной порой…

Минцев устало отер лицо, словно творя намаз. Откинулся на спинку, повертел головой, разминая шею. Пора?

Глянув на часы, он нахмурился. Ладно, еще пятнадцать минут – и домой. Света ругать не будет, так ведь недовольство копится, а терпение тает…

Вздохнув, Жора подтянул к себе несколько бумаг, зажатых скрепкой. Донесение из Черноголовки.

Он перевернул листки. Денис Иванович Ладыженский. Угу…

Серьезный товарищ, цепкий…

Минцев внимательно прочитал, понятливо улыбаясь. Девчонку завел объект…

- Да куда ж нам без девчонок… - проворчал он, и отложил бумаги.

Объект бегал, объект танцевал, ухлестывал за девушкой, усиленно занимался математикой, в затеянные «физруком» разговоры вступал, показав себя честным и порядочным гражданином… И ни на час не покидал поселок!

А через неделю после его отъезда из Ленинграда, товарищу Андропову доставили двенадцатое по счету письмо.

Андрей Соколов…

Светлана его хвалила. Настоящий, говорит, комсомолец. Не из тех, что бойко чешут на собраниях или съездах. Да уж…

Каково это – копаться в холодной грязи, бережно собирая кости павших? Да никакой болтун на такое не подпишется!

А Соколов еще и математик, оказывается… Ну, и чем же ты нам подозрителен, Андрей Владимирович? А тем, что выделяешься. Талантами, лидерской харизмой, активной житейской позицией… Драгоценным чувством товарищества. Как он тогда за школьного секретаря комсомола заступился! Промолчал бы – чего проще? Так нет же, вмешался… И это – враг?

Минцев фыркнул, шурша разграфленным листом, отмеченным печатями. Таких подростков под оперативным контролем – много, сил все равно не хватает… Плюс начинает превалировать версия «личины»…

Подполковник, хмурясь и напрягая зрение, поискал в списке фамилию «Соколов А.В.» - и вычеркнул ее.

Пятница, 30 июня. День

Ленинград, Пулково

Гулкие залы терминала, чудилось, умножали эхо.

- Пока! – кричали отбывающие юные математики провожающей родне. – Мы скоро!

Мои мама с папой специально отпросились, чтобы проводить свое дитятко, «свою гордость». Я старательно помахал им свободной рукой, замыкая «великолепную восьмерку». Разумеется, мама аккуратно касалась мокрых глаз платочком, чтобы тушь не потекла…

- Мальчики, - подсевшим голосом внушал Савин, - ничего не забыли? Документы? Багаж?

Похоже, руководитель группы переживает сильнее самой «восьмерки». Правильно, ему же отчитываться…

…А я до сих пор не верю, что меня выпустили. Вчера позвонил Мишин, долго инструктировал, раза три повторяясь. Я слушал, послушно кивая, будто он мог видеть меня – и не верил.

Ночь я благополучно проспал. Правда, проснулся рано, еще шести не было. Часика два повалялся…

И вот подошло время, мы едем в Пулково… Не верю!

Да, уже пробивается дикая, сумасшедшая радость: «Выпустили! Свободен!», но упрямый скепсис топит ее в бочке вонючего дегтя…

Все наши вышли из автобуса… И меня, слабеющего в коленях, не отвели в сторонку, к черной «Волге» с двумя штырями антенн.

Все прошли паспортный контроль… Не веришь? Сам не знаю…

- Объявляется посадка на рейс «Аэрофлота» 637 Ленинград – Копенгаген – Лондон…