Ленинград, 10-я линия Васильевского острова.
Я закончил проверять рисунок графа, подчеркнул ответ и оглядел уже знакомую по предыдущему туру аудиторию. Два десятка девятиклассников пыхтели, почти не ощущая бега минут, и лишь натужный скрип старых, наверное, еще дореволюционных скамеек выдавал царящее напряжение.
Похоже, я опять закончил первым. Взглянул за окно, в безоблачное васильковое небо и решительно встал. Одернул свитер и, сопровождаемый завистливыми взглядами, зашагал к дежурящему в аудитории члену комиссии. Он проводил меня в соседний класс.
- Соколов - объявил он, зайдя со мной, - Сергей Евгеньевич, Соколов, как вы просили.
- Садитесь ко мне, - отозвался молодой круглолицый парень и отложил в сторону газету.
Я пересел и протянул листы с решениями. Лукшин, нахмурив брови, углубился в мою писанину, я же откровенно разглядывал свое текущее альтер эго - человека, чье понимание на всякий случай подкачал к сегодняшнему туру. А кого еще брать, как не тренера-энтузиаста, воспитавшего под сотню классных математиков, включая двух филдсовских лауреатов?
- Так... - прокряхтел он, - первая задача...
Я сконцентрировался. Если будут валить, то сейчас. Не случайно же я оказался выделен для проверки председателем комиссии?
- Верно, - Лукшин рассеяно постучал карандашом по ответу, - решение вы нашли методом четности. А по топологии вы что-нибудь читали?
- Дифференциальная топология, начальный курс, - припомнил я прилавок отдела в "Доме Книги".
- Хорошо, - неожиданно обрадовался он, - тогда попробуйте найти решение еще и через компоненты связности. Садитесь к окну, подумайте.
- Я вижу три способа решения этой задачи, - начал я сразу, - еще можно пойти через деформацию пути. А если, как вы попросили, через связность, то разбиваем на компоненты, внутри которых можно перемещаться по ребрам нашей треугольной сетки...
Он внимательно выслушал, чуть-чуть погонял по решению и с чувством сказал:
- Отлично.
"Чего-то я не понимаю", - подумал я, глядя на посветлевшего ликом Лукшина, - "в чем подвох?"
- Давайте посмотрим вторую...
Мурыжил он меня два часа.
"А если вместо ста шестидесяти девяти взять сорок? А тринадцать? А если с конечной проективной плоскостью третьего порядка? А через уравновешенную неполную блок-схему?"
И на каждой, буквально каждой задаче он по нескольку раз спрашивал: "а еще каким методом?"
В итоге, для семи конкурсных задач я выжал из себя девятнадцать решений способами, не выходящими далеко за знания ученика спецшколы. Когда он закончил меня пытать, я остался в классе последним отвечающим олимпиадником.
- Ну, что? - Лукшин посмотрел на подсевших к нам где-то посередине экзекуции членов комиссии.
- Ты ситуацию сам знаешь, - развел руками сидящий справа от него коренастый бородач. - Так что - хорошо.
- Да, - третий прихлебнул из стакана темный-претемный чай, и я неосознанно сглотнул, пытаясь увлажнить пересохшую глотку, - годен с запасом.
Лукшин посмотрел на меня с улыбкой:
- Извини, Андрей, что так плотно гонял тебя. Почти всех ребят мы тут знаем как облупленных, на матбоях с ними неоднократно встречались. А ты внезапно появился, надо было понять твои возможности. Обычно команда от города состоит только из учащихся математических школ.
- И неудивительно... - я осмелел и закинул ногу на ногу, - на городском туре что вы дали девятому классу? Задачи на комбинаторику и теорию делимости. Ну, совершенно по случайному совпадению именно на то, что в учебнике для спецшкол на первое полугодие девятого класса дается. И чего ж вы в этих условиях хотите от обычных школьников?!
Лукшин пошел бурыми пятнами.
- Андрей, ну ты пойми, - начал объяснять он, - если школьник интересуется математикой, то он должен знать ее шире обычной школьной программы. Победители городской олимпиады должны владеть предметом хотя бы в рамках спецкурса. Ты-то ведь знаешь, и, даже, заметно шире.
- Ладно, - махнул я рукой, быстро потеряв интерес к этому спору, - так что со мной?
- Прошел. В апреле едешь с командой в Ташкент. Возвращайся в аудиторию, сейчас огласим всем результаты.
Я зашел в зал, и на мне скрестились взгляды истомившихся в ожидании юных математиков. На лицах большинства - усталость и надежда. Темные круги под глазами, искусанные губы...
Я опустил глаза вниз и прошел на свое место
. Стыдно, да, очень стыдно. Примерно четверть решений я подсмотрел в памяти у Лукшина.
- Извините, ребята, - тихо-тихо прошептал в парту, - очень надо. Для вас же стараюсь. Зато у вас теперь Афгана не будет...
Среда, 29 марта 1978, утро
Москва, пр. 60-летия Октября
Поутру на Ленинградском вокзале меня встретила аспирантка Канторовича - милая серьезная женщина с серыми глазами. Не знаю, что он ей обо мне нарассказывал, но обращалась она со мной, словно с хрустальной вазой - исключительно бережно и предусмотрительно.