Спасти СССР. Манифестация

По причинам, слишком сложным для моего понимания, сегодняшнего переезда во вновь снятую квартиру она ожидала с каким-то радостным нетерпением.

Другой, не навевающий тягостных воспоминаний район?

Череда событий последних дней успела уже замутить недавнюю злую память?

Что-то еще, упущенное мной?

Мелкая была сейчас словно молодая трава, по которой прошлось случайное колесо — она поднималась. Я подглядывал за этим ненароком заглянувшим чудом самым краешком глаза, боясь спугнуть его своим интересом.

— Что у нас сегодня будет на ужин?

Я выбрал нейтральный деловой тон, но Мелкую это не обмануло.

— А что в дом принесешь, — задорно тряхнула она подрубленной челкой.

— Договорились, — моя засевшая в засаду улыбка вырвалась на свободу, и я, не удержавшись, провел ладонью по девичьим волосам.

Мелкая всегда в таких случаях замирала, замерла и сейчас. В моей ладони умещался и ее затылок, и тонкая напряженная шея.

Я отдернул руку.

— Пошли тогда, — голос мой внезапно сел. Я прокашлялся и продолжил: — день сегодня будет непростой.

Тот же день, чуть позже,

Ленинград, Красноармейская улица

Второй урок выпал на историю.

Я сидел на привычном месте, в третьем ряду у окна. Ветер носил за стеклами крупные одинокие снежинки. Чуть поддувало — за пару оттепелей на рамах кое-где отлипли посаженные на крахмальный клейстер полоски бумаг.

Взгляд мой словно прилип к левому запястью. Там, в хромированном круге, короткими рывками ползла по кругу тонкая длинная стрелка. Вслед за ней мысленно протискивался по римским улочкам и я, то нависая над плечом у Моретти, то елозя на сидении справа от Бальцерани. Та в моем воображении беспрерывно курила, время от времени мелко и сухо покашливала, но, когда шла на обгоны, в глазах этой молодой женщины блестело ребячество. Она с азартом пригибалась к рулю, и упругий ветер рвался через опущенное стекло в салон и теребил темно-каштановые волосы — сегодня, для маскировки, завитые мелким бесом.

Я не мог желать бригадистам успеха — не в этот раз. Но я не мог и не испытывать симпатии к этим заплутавшим в боевой романтике левакам — оттого, когда минутная стрелка встала на роковой отметке 10:27, я опустил голову, прикрыл глаза и мысленно пожелал:

"Я сделал, что должно. Пусть будет, что будет. Но, прошу, пусть им сегодня повезет".

Дальше грудь мою мяла подсердечная тяжесть. В ушах далеким эхом стоял негромкий стрекот очередей и, почему-то, мелькали на фоне серых стен трассеры, как в фильмах о войне.

Уже перед самым звонком Паштет больно ткнул меня локтем в бок.

— Зиночка смотрит, — не шевеля губами, прошипел он в парту, — проснись.

Я встрепенулся.

Зиночка, продолжая что-то рассказывать от доски, действительно смотрела на меня обеспокоенным взглядом.

Я слабо улыбнулся ей в ответ.

Все в порядке. Надеюсь…

Надеюсь, что не зря, не впустую. Вот это было бы самым страшным.

Хотя… Хотя так тоже было страшно.

Прозвучал звонок и, вдогонку, задание на дом. Вскочили со своих мест самые нетерпеливые, и я оглянулся, ловя Кузин взгляд.

Было у меня в перечне дел на сегодня еще одно небольшое, и хотелось скинуть его побыстрее. Подвернувшиеся вчера французские духи я решил не отправлять в тайник на чердаке — слишком неподходящие условия для хранения такого товара.

"Лучше использую сейчас", — решил я, — "а потом отдам Ване деньгами. Ему же и лучше будет".

Кузя словила мой взгляд и непонимающе дернула бровью. Я придавил ее жестом "сиди". Она чуть передернула плечиками и поискала глазами Томку — та уже неслась куда-то с Яськой на выход.

Тут Наташа на одних инстинктах продемонстрировала то, что целенаправленно ставят оперативникам на тренировках. Она не стала собираться медленней — иной темп движений выделял бы ее из среды. Вместо этого она быстро совершила ряд по сути бессмысленных действий, затерявшихся в мельтешении рвущегося на переменку класса: раскрутила авторучку, посмотрела на просвет, с озабоченным видом подвигала поршень взад-вперед, вновь ее скрутила и расписала. Почистила перо и расписала еще раз. Затем споро собрала все в портфель и только после этого огляделась — в классе к этому моменту остался лишь я, смотрящий на нее с невольным уважением.

— И? — спросила она негромко.

За приоткрытой дверью бурлила коридорная жизнь. Я подошел и потянул ручку на себя — сразу стало намного тише, и лишь после этого направился к Кузе.

Она тут же уселась на край стола и слегка закачала длинной ладной ногой.

— Соколов, ты сумел меня заинтриговать, — призналась, округлив на меня смеющиеся глаза.

Я пригляделся: волосы у Наташки тоже были темно-каштановые и, даже, чуть-чуть сами подкручивались.

В горле у меня опять засаднило. Я засунул руку в портфель, нащупал духи:

— На, держи, — буркнул сумрачно и протянул Кузе цветастую коробку "Anais Anais".