Еще через десять шагов Джордж, наконец, впал в то воистину волшебное состояние расслабленной боевой готовности, когда тело словно плывет само по себе, а мир вокруг ощущается одновременно и предельно детализированным, и целостным.
Со всех сторон стали проступать ранее не замечавшиеся детали. Город начал слоиться, будто здесь и сейчас вдруг истончилась грань времен: Петербург его бабушек отчетливо просвечивал сквозь Ленинград, словно некий утонувший в камне Китеж, который надо непременно освободить и очистить.
Джордж невольно сжал кулаки и решительно зашагал к показавшемуся из-за угла "Метрополю".
Монументальный седоусый швейцар, скучавший до того за роскошным дверным стеклом, чуть довернул голову, отслеживая целеустремленно приближающуюся пару. Словно крупный сом, оценивающий из-под приросшего к берегу плавуна проносимые темной водой специалитеты, он на одних инстинктах выделил в вечернем уличном потоке возможную добычу, и даже неброская одежда обоих не смогла сбить его с толку. За шесть шагов до двери Джордж коротко взмахнул ладонью с зажатым между пальцами червонцем, и страж ворот скупо улыбнулся, довольный своей наблюдательностью.
— Прошу, — чуть склонившись, он открыл дверь и походя принял банкноту, — мест нет, но я позову старшего.
Вернулся он быстро, следуя за невысоким властным армянином. Еще не доходя до претендентов на обслуживание, метрдотель завершил привычный анализ: на сколько их можно будет обсчитать, чтоб не сильно обидеть, и остался приятно удивлен получившимся результатом.
— Мы дополнительный столик поставим, — доверительным тоном сказал он, — подальше от сцены, чтобы вам оркестр не мешал. Я распоряжусь. Раздевайтесь и поднимайтесь в зал, я вас встречу.
— Действуйте, — брякнул, не подумав, Джордж, и по хищно сверкнувшему взгляду главы халдеев понял, что эта неосторожно вылетевшая команда встанет ему позже рублей в пять-десять дополнительных расходов. Не то, чтобы его это на самом деле заботило — досаду скорее вызывало то, что он на миг выпал из принятой им на вечер роли жучка средней величины.
"С другой стороны", — подумал он, — "и швейцар, и метрдотель аутентичны. Уже хорошо".
Откуда-то издали неслось задорное "потолок ледяной, дверь скрипучая…", и Джордж понял, что всерьез голоден.
— Я закажу, а ты пока осмотрись, — дал он на ходу негромкое указание молчаливому прибалту.
Хорошо разогретый зал уже вовсю танцевал. Заставленные едой столики сиротели без посетителей.
— Прошу, — ловкий официант стремительно сервировал новые места, — вот меню.
— Эээ… — Джордж вальяжным жестом остановил суету, — тебя как зовут?
— Рома.
— Рома, просто сделай красиво, — Рогофф провел рукой над столом, — сможешь?
Тот довольно осклабился:
— Мясо, рыба, птица? Вино, водка?
Джордж на миг задумался.
— Вино. Красное, сухое, грузинское. Остальное под него.
— Сейчас все будет, — официант с уважением поклонился и быстрым скользящим шагом устремился на кухню.
Закончилась очередная песня, и к соседнему, стоящему почти вплотную столику, двинулась парочка разогретых спиртным и танцами мужчин. Автоматизм разведчика, и без того не выключающийся ни на мгновение, принял новую задачу к исполнению, к тому же один из идущих — фасонистый молодой человек в потертых, несколько коротковатых джинсах и клетчатой рубашке, носил затемненные очки-авиаторы, и тем вызывал настороженность: свет в зале был и так приглушен.
Расширившееся периферическое зрение Джорджа позволяло следить за объектами, не поворачивая головы, поэтому он даже не удивился, когда приземистого усача пьяно мотнуло в сторону разведчика.
— Извини, брат, — просипел обладатель пышных усов, резко опершись на спинку стула.
Он улыбнулся виновато, выдохнул, и сквозь густые винные пары свою печальную историю кратко поведал разошедшийся в желудке жирный холодец.
— Ничего страшного, — великодушно ответил Рогофф, поворачиваясь в пол-оборота.
— Прошу прощения, — проговорил чуть в нос фасонистый, — Вилли сегодня немного испачкал свои пальцы в грязи.
— Правда? — Джордж недоверчиво покосился на лакированные штиблеты усатого.
— Да, — кивнул парень и приобнял собутыльника, — Вилли, пошли, нас ждет еще путь к себе.
Но вцепившийся в спинку стула усач проявил неожиданную самостоятельность:
— Брат! — он наклонился к Джорджу почти вплотную, — ты как к братьям относишься?
Глаза его за толстыми линзами пьяно косили.
— Да для меня все братья — сестры, — важно сообщил Джордж.
Усатый застыл в наклоне, смешно вытаращив глаза.
— Колоссально, — воскликнул, забыв о манере говорить в нос, фасонистый, — Вилли, а ведь это — колоссально!
— Да? — удивленно обернулся усач и покачнулся.
— Да, — в голосе парня послышалось и волненье, и восторг, — пойдем, я тебе сейчас все объясню.
— Лонглив! Мы еще повоюем! — возбужденно взмахнул сжатым кулаком тот, кого назвали "Вилли", и, поддерживаемый своим более трезвым собутыльником, неуверенно отпустил спинку.
Рогофф с интересом следил за ним: был немалый шанс, что при попытке сесть усач или перевернет столик, или промахнется мимо стула. Но тут латыш вдруг дернул Джорджа за рукав: