– У меня есть молодые ребята. Комсомольцы. Готовятся в армию. Лихие ребята! Пущай прочешут выходы из леса – авось найдут вашего Прокопия.
– Идет, – сказал Пронин. – Давайте уж и мы с вами поскачем на поиски.
Километров двадцать проскакали Пронин с председателем по хлябям земным. Заезжали в лес, дважды переправлялись через реку. Перекусили возле овражка, спели протяжно две песни: старинную «По диким степям Забайкалья» и советскую «Ты лети с дороги, птица!». Не только Прокопия – ни единой живой души не встретили. Молодежные разъезды тоже прошли безрезультатно. В своем тяжелом пальто Пронин продрог. Под утро в деревне его наградили ватником и снарядили в обратный путь через лес.
В Костереве Пронина ждал верный Адам. Он сразу пристал с сочувственными вопросами: «Ну как? Мимо?»
– Мимо, Адам, мимо. Мимо цели. Эх, давно меня так в грязь не окунали!
– Да уж, года два, наверное.
Пронин расхохотался:
– Ты мой летописец, Адам. Давай-ка заводи мотор. На Кузнецкий.
А про себя подумал: «К черту Коврова, к черту всех, кто хочет сейчас меня дергать. Только пассивный отдых!»
Ни от Железнова, ни от милиции не было никаких вестей про конюха Прокопия. А тут еще и не спалось... Как назло, Пронин не мог заснуть в автомобиле: раздражал шум мотора, а на каждой кочке «эмку» трясло. Мысли вертелись как тяжелое веретено – медленно и неугомонно. Разгар дня – а он нарезает километры в тесной «эмке» и не может предпринять ничего дельного. Бессмысленная погоня, теперь – бессмысленное возвращение домой. Пронин знал: вот из таких напрасно потраченных дней и складывается большое поражение. Ну, вот уж и шоссе Энтузиастов. Начинается гранитная сталинская Москва.
Тайм-аут гроссмейстера
Блаженное ничегонеделание, в котором знают толк итальянцы... Это они, фряжские гости, придумали понятие, которое так красиво и соблазнительно звучит для русского уха: дольче фар ниенте. На Кузнецком – прохладно и тихо. Слышно, как трепещет штора. Проснувшись, Пронин почти не думал о Бронсоне. В голове носились какие-то обрывки музыки, стихов и кинематографических картинок. Телефон в кабинете он отключил и Агаше приказал не отвечать на звонки.
Он облачился в полосатую пижаму, в которой сам себе напоминал заключенного из суетливых американских кинофильмов. Чем хороша пижама? В ней удобно в любую погоду и тело дышит. По кабинету разгуливал сквозняк. Это непреложное правило: Пронин не мог существовать без свежего воздуха и любил сквозняки. Пронин вытянул ноги и превратился в студень, расслабив мышцы. Два дня бессмысленной погони, никакого результата... Разбит как швед под Полтавой. От сорока восьми часов стараний осталась только смертельная усталость. Опустошение. На коленях лежит коричневая кожаная папка – совсем легкая, она кажется Пронину свинцовой. Он придвинул к себе журнальный столик – осторожно, чтобы не разлить коньяк. Рюмочка взвизгнула, но не упала. Перед ним на стуле сидел Виктор Железнов – сама бодрость. Прямая спина, целеустремленный взор. Во-первых, он моложе, а во-вторых – сегодня он спал... Крепким сном молодого крепыша, не снедаемого страстями.
Пронин рассуждал на отвлеченную от проклятых забот тему – о превратностях земной славы.
– Если успех сваливается на человека как снег на голову, задарма, – он начинает купаться в лучах славы и превращается в самовлюбленного павлина. Сучит ножками и глупеет. А заслуженная слава приходит после больших трудов. При этом так устаешь по дороге, что никакие фанфары тебя уже не радуют. Хочется просто уехать в деревню и спать, спать, спать. Вот и выбирай – что лучше. Честно говоря, оба варианта хреновые. Мне жаль этих скороспелых генералов. Слишком они румяные и улыбчивые. А с первого щелчка по носу такое дерьмо из них посыплется, что мое почтение.
Виктор поддакивал, а Пронин вдруг заговаривал о чем-то еще более отвлеченном.
– Как ты думаешь, Виктор, в Париже и Нью-Йорке хорошие магазины? Небось не хуже наших нэпманских?
– Шутите, Иван Николаевич? У них там изобилие! Правда – не для всех, как известно... Но за доллар можно купить все!
– Абсолютно все?
– Абсолютно! Таков мир капитала в стадии высокого развития!
– Надо же, за один доллар... Хорошо живут, сердечные.
Пронин теребил пальцами застежку кожаной папки.
– Добро. Будь по-твоему. Тогда такой вопрос. А вот при коммунизме – что будет у нас на прилавках? Колбаса, лодки с веслами, лыжные палки, розовая вода? Как бы ты обрисовал тот ассортимент?
Виктор даже удивился, что Иван Николаевич задает ему такие пустяшные вопросы.
– Всем известно, что при коммунизме каждый получит по потребностям. Значит, изобилие будет полным. Все, что душе угодно, будет на прилавках. И безо всяких денег вы сможете выбрать любой товар по своему вкусу. Любой товар и любую услугу.
Пронин ухмыльнулся:
– Любую услугу? Значит, и дома терпимости будут?
Но Виктора такими вопросцами врасплох не возьмешь!