Спасти Золотого Дракона (СИ)

- Я буду сражаться только за себя! - Лайгон презрительно фыркнул, и тут же почувствовал холод металла у своей шеи. Страха он не испытал, так как чувствовал, что человек колебался: шум на улице звал его идти к остальным, но было неясно, стоит ли оставлять живым сомнительного незнакомца. Наконец, он решил:

- Я разберусь с тобой после, если это не сделают за меня...- и поспешил на улицу.

Лайгон сел и постарался найти глазами хоть что-то режущее, но ничего не попадалось. В воздухе отчётливо запахло гарью, кроме криков стали доноситься характерные звуки: скрежет металла, глухие удары, стоны, чей-то звериный рёв и треск рушащихся строений. Эти звуки приближались медленно, но неотвратимо, сливаясь в один громкий и жестокий голос битвы. Лайгон не сомневался: кто бы ни был нападавшим, перебьют здесь всех. Следовало поторапливаться, и Лайгон неудачно попытался встать, завалившись на правый бок. Вдруг в здание вбежал уже знакомый пёс и бросился прямиком к нему. В его пасти была зажата рукоять кривого клинка. Времени не оставалось. Пёс разжал пасть, бросая клинок к ногам мужчины, и, отойдя немого назад, схватил зубами и потянул лежащий на полу грязный коврик. Под ним обнаружился небольшой погребок, и Лайгон, не мешкая схватив клинок, всё-таки сумел подняться на ноги. К собственному удивлению, он легко преодолел несколько шагов до погреба, присел на корточки и с усилием потянул связанными руками за ручку крышки. Это было крайне неудобно, но чего только не сделаешь в моменты смертельной опасности.

Он пнул клинок в темноту погреба, и тот ответно лязгнул о камень где-то неглубоко, не глубже человеческого роста. Лайгон спрыгнул вниз, и крышка захлопнулась, оставив его в полной темноте. Наверху еле слышно поцокивали когтистые лапы - пёс вернул на место коврик. На мгновение Лайгон даже пожалел, что не взял пса с собой, но быстро забыл о нём. Это был умный пёс. Такое иногда случается, хоть прежде Лайгону и не приходилось быть спасённым собакой. Впрочем, ему особенно никто не помогал в жизни, будь то люди, валинкарцы или звери, и потому мужчина привык надеяться лишь на себя.

Лайгон нашарил на полу клинок. Опыта в перерезании пут на самом себе у него не имелось, и всё же через несколько минут его руки были свободны, хоть и кровоточили от порезов. Он прислушался - шум не стихал, хоть в погребе он и не казался громким. Чьи-то тяжёлые шаги послышались наверху, но Лайгон уже был наготове, собираясь вонзить клинок в любого, кто заглянет. Однако никто погреб не проверял, и вскоре все звуки стали удаляться. Когда стало совсем тихо, валинкарец попытался открыть крышку, но это оказалось не так просто, как он думал. Сверху на ней лежало что-то тяжёлое, и пришлось поднатужиться, чтобы всё-таки выбраться на поверхность.

Яркий свет ударил в глаза, он прищурился и разглядел, что лежавшее на крышке нечто было псом. Лайгон убрал клинок за пояс, сел на корточки и брезгливо осмотрел животное: вся шерсть была в неестественно чёрной, дурно пахнущей крови, пасть приоткрыта. От пса к выходу тянулись кровавые отпечатки лап. Стало быть, он пришёл и лёг на коврик, чтобы Лайгона точно не обнаружили. Мужчина вздохнул, дивясь безрассудности зверя.

- Что ж, было приятно познакомиться, приятель, - тихо произнёс валинкарец и собирался было встать, как пёс резко повернул к нему голову, намереваясь лизнуть. Лайгон успел увернуться и быстро встал. Морда, уставившаяся на него своими добрыми карими глазами, излучала неприкрытое торжество и счастливое ощущение собственной смекалки.

- Признаться, удивлён,- искренне улыбнулся валинкарец.

Этот хитрый пёс искусно притворился мёртвым, извалявшись в чужой крови и дыша не в полную грудь. Лайгон даже ощутил что-то вроде тени радости от того, что его доброжелатель оказался жив. Но то было лишь мимолётное ощущение. Мужчина не собирался ни к кому привязываться или проявлять симпатию, ибо всё это он относил к человеческим слабостям, коим не место в его жизни.