Спасти Золотого Дракона (СИ)

Никто не пытался ни добить его, ни помочь. Хорошо ещё хоть не затоптали сразу, и он успел откатиться под лавку и хоть немного прийти в себя. Каждый норовил избежать встречи со стражниками, и валинкарец смекнул, что тоже не стоит здесь залёживаться. Он с огромным усилием поднялся и, хватаясь за грубо струганные столы, никем не преследуемый, вышел из таверны. Вернее сказать, не вышел, а был вытолкнут теми, кому мешал спешно покинуть это место. После спёртого воздуха в таверне, на улице показалось неожиданно приятно и свежо. В общей суматохе никому не было дело до избитого мужчины, старающегося поскорей убраться отсюда подальше. Придерживаясь правой рукой за небольшие заборчики, строения и деревья, Лайгон уходил, избегая больших улиц и открытых участков, подгоняемый всё ещё слышными криками и топотом копыт. Вот навстречу ему попался какой-то человек, сгорбленный и хромой. Но и такому нельзя было попадаться на глаза. Лайгон из последних сил метнулся в тёмный угол забора, вжимаясь всем телом в струганные подгнившие доски. Он чувствовал себя униженным, прячась от ущербного человека. Тот не заметил Лайгона, продолжая свой путь. Стоило прохожему скрыться за поворотом в направлении таверны, мужчина вышел из своего ненадёжного укрытия и постарался идти как можно быстрее. Валинкардец сгорал от ненависти к Мэггону, а так же ко всем людям. Без магической подпитки он никогда прежде не дрался, но и подумать не мог, что это так позорно и столь оскорбительно. Будь при нём его сила, он бы не пропустил ни одного удара от этой толпы пьяных скотов. Он твёрдо решил, что, если выживет, то обязательно отомстит. Хотя выжить было трудной задачей, поскольку этот мир явно стремился уничтожить его всеми доступными способами, и судя по всему, способов у него в запасе было ещё много.

За событиями в таверне наблюдала девушка, сидящая у самой двери, но в тёмном углу, так что Лайгон её и не заметил. Она всё это время следовала за ним неслышными шагами, но не решалась окликнуть, так как видела, сколько презрения к окружающим было в его взгляде, когда он находился в таверне. Она не была уверена, что поступает правильно, отправляясь вслед за странным незнакомцем, но что-то подсказывало ей, что ему нужна будет помощь. Когда Лайгон вышел к лесу, пройдя немного вглубь, чтобы уж точно никто не заметил его, и без сил опустился на мох, преследовавшая его девушка заявила о своём присутствии словами:

- Если тебе некуда пойти, я знаю место, где никто не найдёт.

Валинкарец вздрогнул от неожиданности, так как всегда считал себя бдительным, и редко кому удавалось застать его врасплох. То, что это удалось человеческой девчонке, приводило его в ещё большую бессильную злость. Он посмотрел на девушку сердитым и измученным взглядом:

- С чего вдруг? - не очень любезно осведомился он холодным тоном, но девушка ничуть не обиделась и ответила немного смущённо:

- Я всё слышала, ты из деревни пришёл, значит ночевать тебе негде. В здешнем лесу ты не переживёшь даже эту ночь, особенно в таком состоянии.

Да, состояние его оставляло желать лучшего. Лайгон до боли стиснул зубы. Приходилось признать правоту слов девушки и принять её помощь. Принять помощь человека. Валинкарец стал противен сам себе. Не думал он, что настанут такие времена, когда жалкий человек станет спасать ему жизнь, а сам он будет в таком положении, что не сможет противиться этому. Он поднялся сам, остановив попытку девушки поддержать его. Лайгон уже смирился с тем, что ему необходим кров и отдых, но признаваться в том, что чувствует себя совершенно разбитым и беспомощным, он не собирался. Девушка указывала путь, петляя между деревьями, хоть было темно и никаких троп не было - она отлично знала, куда идти. Лайгон шёл, хромая на одну ногу, временами опираясь на деревья для передышки, старался не застонать от боли и до крови прокусывал губы, чтобы не потерять сознание. Девушка старалась замедлять шаг, если понимала, что её спутнику требуются передышки. Так же она ощущала, что он ни капли не благодарен ей. Впрочем, она представляла себе его реакцию на её появление примерно такой и не была обижена на это.

Наконец, среди деревьев показалась ветхая лачуга, которая благодаря своей убогости отлично сливалась с окружающей остановкой. Домик был покосившийся, давно не крашенный. Настолько давно, что, возможно, и не был выкрашен никогда, поскольку даже остатков краски не было видно на его деревянных дощатых стенах. Девушка открыла дверь, петли которой даже не скрипнули, чему Лайгон мог бы подивиться, если бы ему сейчас было дело до чего-то кроме собственной боли. Девушка придержала дверь, пропуская Лайгона в небольшое помещение, пахнущее какими-то пряными травами, и указала ему на толстый слой сена, лежащий вдоль стены и заменяющий кровать. Лайгон скинул с себя плащ на пол, и без лишних действий и мыслей тяжело повалился на предложенное лежбище, но сознание его пока не покидало. Мужчина шумно вздохнул, устраиваясь поудобнее. Каждое движение отдавалось болью.