Спастись от себя

– Раньше у нее было другое имя, – рассеянно пробормотал сталкер. – Может, не стоило мне посылать тебя к ней. С ней поаккуратней надо.

– Никита Станиславовна, – прогундосил сбоку голос той, набеленной, – я вам пока больше не нужна?

– Нет, спасибо, я скажу потом, надо ли еще приходить, – и девчонка сунула что-то в руку тетке. Та, расплывшись в благодарной улыбке, поспешила выйти из палатки. Датчанин отметил про себя, что девчонка с чудным именем Никита не похожа на шлюху – ни по виду, ни по разговору. Родители ее, кто бы они ни были, научили дочку правильно разговаривать с людьми.

– Какое у нее было имя? – тем временем, спросила девушка, повернувшись к нему.

– Неважно, – пробурчал Датчанин. – Скажи, пожалуйста, мне тоже называть тебя Никитой?

Девчонка прыснула.

– Можно Никой, – фыркнула она. – А откуда ты знаешь травницу?

– Кто ж ее не знает? Но я стараюсь без крайней нужды к ней не обращаться.

Ника не поняла, зачем тогда сталкер послал ее к ведьме. Наверное, это и был тот самый крайний случай. Но про подарок травницы девушка решила умолчать. И приберечь его до тех пор, пока Датчанин не придет в себя окончательно – тогда, может, он и сумеет оценить ее красоту.

– Долго я тут валяюсь? – спросил сталкер.

– Я не считала, сколько раз день сменялся ночью. Кажется, больше десяти раз.

– Ничего себе. И что со мной было?

– Ты метался все время, бредил. Что-то бормотал все время про трехрукого шамана. Кто такой шаман?

– Ну, знахарь такой. Лекарь. В бубен бьет, с духами общается, болезни лечит.

– В бубен?

– Ну, барабанчик такой маленький.

– Так может, тебе найти такого? – задумалась девушка. – Где его искать? Может, он сделает так, что тебя от этой заразы отвернет?

Истомин нахмурился. Девчонка явно лезла не в свое дело. Но все-таки она его спасла, хоть он ее об этом и не просил. Потому он не стал читать ей отповедь, да и сил у него на это не было. Он, не отвечая, отвернулся, закрыл глаза – и тут же провалился в сон. Но этот сон был спокойный, глубокий, без жутковатых сновидений.

Когда Датчанин проснулся в следующий раз, то даже почувствовал что-то похожее на голод. На этот раз Сергей быстро вспомнил, где находится. Повернул голову – увидел в полумраке палатки чьи-то светящиеся глаза. Потом разглядел и белобрысую девчонку, все лицо которой было в подживающих царапинах. Сталкер не сумел бы определить точно, сколько ей лет – она была щуплая, тщедушная, и могло показаться, что ей нет и шести, но глаза выдавали, что она куда старше. Незнакомка сидела, обхватив руками колени, и молча глядела на него. Увидев, что он не спит, наклонилась ближе.

– Дать тебе пить?

И возле его губ опять оказалась кружка с травяным настоем. Он жадно выпил его до дна, а потом спросил:

– Тебя как звать?

– Муся.

– Еда-то есть у вас? Ты не думай, я за все рассчитаюсь, когда поправлюсь.

– Сейчас Ника придет, принесет, наверное, – сказала девчонка. – А правду говорят, что ты был в этой… ну, этой… вроде аптеки, только там книги?

– В библиотеке? Ну и что? Я там и в прежней жизни бывал, – хмыкнул Датчанин.

– Когда те, которые внутри сидят, были еще как люди?

– Давай не будем об этом. Откуда мне знать, кем они прежде были?

Девчонка нехотя замолчала – видно было, что вопросов у нее полно, и дай ей волю – наговорила бы кучу глупостей.

– А что это за тетка в прошлый раз тут сидела? Ну, такая… – и сталкер неопределенно повел руками вокруг себя. Девчонка, как ни странно, поняла.

– А, это Ритка Коновалова. Она того… – и белобрысая выразительно постучала себя по лбу. – Ее зовут с больными сидеть. Только это она и может. Ника ее называет «безумная Гретхен».

«Надо же, а девчонка-то эта, Никита, не так проста, как кажется, – подумал сталкер. – Кое-какие книги читала в детстве, и неплохие. У того, кто ее растил, явно был хороший вкус. Если, конечно, это прозвище она сама придумала».

Тут – легка на помине – в палатку заглянула Ника. И явно обрадовалась, увидев, что он очнулся.

– Лучше тебе? – спросила она.

– Ага. Я бы съел чего-нибудь.

– Супчика грибного, да? Сейчас принесу.

Она умчалась и вскоре вернулась с двумя дымящимися мисками – одну протянула ему, другую принялась опустошать вместе с белобрысой.

Наевшись, Датчанин впервые за долгое время почувствовал себя сносно.

– Я тебя что-то плохо помню, – сказал он Нике. – Ты разве из местных?

И тут же подумал, что девчонка может на него обидеться – получится, что он ее просто раньше не замечал. Но она смутилась отчего-то.

– Я с Красной линии, – сказала она тихо.

Датчанин хмыкнул.

– И какими же судьбами занесло тебя в этот вертеп?

– Моего папу забрали. Как врага народа, – еще тише прошептала Ника. – Но это ошибка. Когда разберутся, его отпустят. А пока разбираются, мне лучше в другом месте побыть.

Истомин вскинул брови: «Место можно было, наверное, выбрать и поудачнее. Впрочем, кто знает, какие там у нее обстоятельства».

– Ну, и как тебе после Красной линии здешний бедлам? – поинтересовался он.

– Тут тоже люди, – насупилась она. – И сам-то ты тоже здесь.

– Ну, я то здесь, то там. Надоест – уйду.

– Я тоже.