Датчанин огляделся по сторонам. Перед ним лежала площадь, забитая ржавыми остовами машин, кругом валялись обломки палаток и ларьков. Сталкер осторожно пошел вдоль павильона метро, стараясь держаться в тени. Завернул за угол – и вот он, Чистопрудный бульвар. Трамвайная линия, неподалеку и сам трамвай, опрокинутый набок, словно дитя великана здесь игралось. Впереди – стена деревьев, проход еле просматривался. Возвышался на постаменте Грибоедов – такой неуместный в своей элегантной одежде, в очках среди этих джунглей. Взгляд – печальный и строгий, – мол, предупреждал же я вас. Датчанин обрадовался ему, как старому другу. Справа тянулось массивное здание, слева – ряд домиков в два, три этажа. Сразу видно было – старый район. В незапамятные времена застраивался. В таких местах почему-то страшнее бывало, чем среди типовых новостроек. Старое место – старые боги. Истомину еще Ксюха говорила, что Чистые пруды – непростой район. «Эх, Ксюха. Фенечки, тонкие запястья, лихорадочно блестящие глаза». После того случая, когда ее с его помощью едва отбили у озверевших мужиков, долго она в себя приходила – замкнулась как-то и молчала, вроде все думала о чем-то. Иной раз и говорила, но не о себе – скрытная она была, хотя, бывало, у нее прямо рот не закрывался. Вот однажды и рассказала о прудах. Сергей понял только, что люди жили там с давних пор, с языческих времен, и стояли там какие-то идолы. Потом тех идолов куда-то дели – может, как раз повыкидывали в пруды, которые тогда были скорее похожи на болота. Но старые боги не собирались так легко сдаваться и все время провоцировали в этом месте какие-то дрязги. Особенно в конце июля – был какой-то у них день особенной активности, праздник, что ли. Кажется, как раз в июле и вышла какая-то некрасивая история с боярином Кучкой, обретавшимся ранее на этих землях, и не стало больше боярина. Потом решил именно здесь казнить своих врагов Иван Грозный – в июле опять-таки. И вряд ли случайно по царскому указу по соседству с прудами были размещены скотобойни. Потроха убитых животных выбрасывались в пруды, кровью была пропитана земля. Старые боги привыкли хорошо питаться. Оттого и пруды тогда назывались Погаными. Что-то еще рассказывала Ксюха, но не все он помнил. Начал было здесь строиться любимец Петра Первого Алексашка Меньшиков, пруды почистить велел и называть их приказал отныне Чистыми. В великой гордыне своей начал возводить самый высокий храм – а в июле молния в тот храм ударила, шпиль снесла. Это царскому любимцу указали свыше – не заносись, будь к людям ближе. А потом, вроде бы, и снизу постучали.
Да, особенное здесь было место – ведь даже в ту пору, когда церкви везде позакрывались, здесь они действовали почему-то. А за несколько лет до Катастрофы на прудах установили памятник казахскому поэту и мыслителю. Правда, поговаривали, что был тот мыслитель по совместительству еще и шаманом. И не хотели местные этот памятник видеть, протестовать пытались, подписи собирали и письма писали – не помогло. Мало того – рядом с памятником поставили двух каменных идолов. И знающие люди тут же сообразили – неспроста это. Не иначе как новое вместилище для старых богов. Говорили, что некоторые сталкеры теперь тайком ходили у тех идолов просить удачной охоты – и не с пустыми руками. А как еще – припрет, так и идолам поклонишься. Ведь неважно дело обстояло здесь с продовольствием, магазинов-то практически не было больших – так, лавчонки какие-то с сувенирами, кофейни, модные салоны – не разживешься особо. Да, и еще театры – подпитывало это место всяческую активность. В том числе и творческую. А для подпитки бренного тела уже почти ничего тут нельзя было найти. Вот разве что отправиться в чайный магазин на Мясницкой – необычный домик, напоминающий шкатулочку узорчатую. По слухам, не всякий туда мог попасть – хорошо, если один из десяти. Словно что-то не пускало, мешало, отводило. Оттого, говорят, до сих пор еще кое-что оставалось там. Велик был соблазн попытать счастья.
Сталкер приглядывался к уцелевшим вывескам, но, скорее, для очистки совести. Здесь, у метро, явно все было давно разграблено – окна и двери домов чернели пустыми проемами, изнутри все полезное выгребли давно. Он и не заметил, как дошел чуть ли не до середины бульвара. Держался возле домов, старался быстро пересекать переулки, заглядывал осторожно во дворы. Там было тихо. Шум доносился главным образом с бульвара: трещали ветви, словно кто-то продирался сквозь них, один раз раздалось довольное уханье. Слышался порой издали и громкий плеск, будто в пруду, находящемся где-то впереди, разыгрались русалки.
Истомин зачем-то осторожно перешел улицу и подошел к чугунной ограде бульвара. Деревья здесь росли не так плотно, и можно было кое-что разглядеть.