Мэр Блацковиц уже мирно беседовал с небольшой группой горожан у центрального портала, когда на плац мэрии буквально влетели еще три автомобиля. Клаксоны, бешеный визг тормозов, перепуганные обыватели…
“Продолжение следует!” – усмехнулся Спаун.
Из авто выскочили с десяток похожих, как две капли воды, качков в серых тренировочных костюмах и вязаных масках. К ним тут же присоединились экипажи двух джипов.
Все это произошло столь стремительно, что Блацковиц даже не успел юркнуть за спасительную бронированную дверь своей резиденции. На этот раз террористы действовали более чем решительно.
– Ты мэр этого города? Не слышу ответа! – Маска на голове Гранзека ходила ходуном. Узи в его руке выписывал замысловатые фигуры перед лицом Блацковица.
– Ты довел Мракан до такой нищеты? А теперь хочешь потихонечку свалить? Не выйдет! Здесь, ублюдок, ты останешься навсегда! – это уже не сдержался Хокки, выхвативший из-за пазухи некую штуковину, внешне напоминающую пульт дистанционного управления.
– Здесь, как на обитаемом острове! И никакие мосты тебе не помогут!
«Ну, вот и второй акт «марлезонского балета», и, надеюсь, последний!»
Мститель интуитивно ощупал расположенные в поясе спаунранги.
Те немногие, кому повезло выжить на Центральном мосту, как и жители прибрежных кварталов по обе стороны реки, ощутили не просто состояние паники, они почувствовали конец света.
Армагеддон! Ад!
Стонали раненые, истошно орали контуженные, там и здесь взрывались бензобаки горящих автомобилей, и лилась-лилась алая, как пурпур красных роз, кровушка…
Центральный мост – это монументальное изваяние из металла и камня – в мгновение ока превратилось в подобие искалеченного инвалида, в дьявольскую ловушку, по которой метались оставшиеся в живых! Опоры были серьезно повреждены, и с минуты на минуту исполин мог рухнуть…
Грохот от многочисленных взрывов на мосту на минуту заглушил истеричные вопли Хокки.
– Ну что, ублюдок, вот ты и на островке? Или еще не понял, что это – только начало? Если не подчинишься, мы разрушим весь город!
Мэр молчал, потрясенный происходящим. До него дошел весь ужас того, что случилось! Рядом с ним стоял комиссар Хорренс, к виску которого один из громил приставил вороненое дуло беретты…
Хокки перевел дыхание.
– Мэр, если не хочешь беспредела, признай свое поражение! Где твои гребаные копы? – Отморозок продолжал заводить себя. – Ты себя-то защитить не можешь, а твое упрямство принесет только новые трупы! Сдавайся, Блацковиц!
Антония прекрасно понимал, что террористы не станут с ним церемониться, стоит ему предпринять хоть что-то, похожее на неповиновение.
Но он все еще оставался мэром Мракана!
– Вы хотите, чтобы я встал на колени? Чтобы граждане Мракана подчинились вашим угрозам и превратились в скот? Недоумки, на что вы надеетесь? Да скорее все реки мира выйдут из берегов, чем Мракан подчинится таким, как вы! – это прозвучало, как гром среди ясного неба! Но Блацковиц продолжил: – А я – мэр Мракана – уж точно вам не подчинюсь, можете расстрелять меня!
И в этот момент стареющий, не очень здоровый Антония Блацковиц будто помолодел и выправился! И так звонко прозвучал его уже слегка хрипловатый голос, что все присутствующие на плаце мэрии, даже последний узколобый чиновник, почувствовали себя одним целым!
Слова мэра “зацепили” не только его сторонников. Напавшие примолкли в явном замешательстве.
Первым оклемался Хокки.
– Твоя гордыня погубит не только тебя! Это не простой теракт, не устрашающая акция! Это настоящее восстание против глобального миропорядка!
Войдя в раж, террорист сорвал с лица маску.
– И что нам твой ублюдочный старческий пафос? Нас даже пушки не остановят! А вот для тебя девять граммов свинца будут совсем не лишними! – и приставил пистолет к виску Блацковица.
– Ну, Спаун, вот ты и дождался своего выхода! – Джон понял, что ситуация может вырваться из-под контроля…
Хокки почему-то тянул время, не нажимая на курок. Он, видимо, все еще надеялся, что мэр спасует, но Блацковиц был невозмутим.
– Ну, что ты медлишь, сволочь? Нервничаешь? Собрался стрелять – стреляй! И не строй из себя шута горохового!
Это окончательно добило Хокки, он инстинктивно передернул затвор узи.
– Ты еще шутишь, старый пес?
И в этот момент комиссар Хорренс, стоявший за плечом мэра, ударил лбом в лоб конвоира и рванулся что есть силы на Хокки. Это был, скорее, жест отчаяния, чем продуманный поступок, жест отчаяния ценою в собственную жизнь!
Сразу несколько выстрелов отбросили комиссара на брусчатку площади. Хорренс схватился за бок и начал медленно оседать вниз, что-то наподобие кашля вырвалось из его груди. И своими пухлыми африканскими губами он стал хватать воздух, как рыба, выброшенная на берег…
– Ну что, нигер, тебя добить или сам подохнешь? – Хокки презрительно сплюнул.
И толпа, и многочисленная охрана, в том числе супернатасканные телохранители, все замерли. И даже мэр, которому никак нельзя было отказать в отваге, будто впал в ступор!