Он остался один, терзался, ненавидел себя за то, что любит эту женщину. И с каждым днем – все сильнее. Это было неприемлемо, просто преступно, они не должны были этим заниматься. Все восставало против. Эти отношения были тупиковыми, у них отсутствовало будущее. Но каждый день он с нетерпением ждал прихода вечера, смотрел в окно. А когда раздавался стук в дверь, он по стуку понимал, кто это, спешил открыть и не мог сдержать своих преступных чувств.
И она не могла – эта связь претила всему существу Дины. Но факт свершился, и отказаться от этого уже было невозможно.
– Ладно, не будем об этом думать. Давай считать, что Бог так извращенно пошутил, – однажды предложила она, забираясь в чем мать родила к нему в постель. – Согласен? Просто не говорим и не думаем, хорошо?
Он был не против. Луч света прорезал темное царство, и это, как ни странно, добавляло энергию и жизненные силы. Все же остальное как-то застоялось. Из десяти дней, выделенных на раскачку Красслером, прошла половина, и не хотелось думать, что будет дальше. Поговорить по душам с Лучинским у Дины не получалось, и это становилось проблемой. Тень Анфисы Игоревны витала как тень злого демона.
События у озера начинали забываться. Оргвыводов не последовало, дополнительные проверки не проводились. Но историю с иностранными спецслужбами, интересующимися лабораторией, БНД игнорировать не могло. Израильтяне, иранцы… Странно, что не отметился КГБ. Или все же… отметился? В недрах германских спецслужб протекали незримые процессы, и это внушало дополнительное беспокойство.
С момента гибели господина Мархада Фархати прошло четыре дня, когда Дина вкрадчиво сообщила:
– Сегодня Владимир Натанович узнал, что его возлюбленная Инга Ленц проживает в приграничном городке Фремме.
Она лежала в постели, едва прикрытая пододеяльником, Зимин торопился снять штаны. Услышав новость, допустил неловкое движение, запутался в брючинах, но устоял на ногах. Дина снисходительно улыбнулась.
– Ты умеешь подгадать момент, – похвалил Андрей, оказываясь рядом. – Докладывай, жена. Ты долго шла к этому. Я уже начал испытывать со-мнения.
– Сам учил, что это должно произойти естественно. Иначе он бы что-то заподозрил. Анфиса несколько раз заглядывала к нему в кабинет, вела себя назойливо. Ее раздражает, когда я долго нахожусь рядом с Владимиром Натановичем. Не знаю уж, что она себе насочиняла…
– Обычная ревность, плюс боязнь, что правой рукой Лучинского будет не она, а ты. Все просто.
– Спасибо, объяснил. Надеюсь, она не собирается заказать мое убийство. Лучинский разворчался, мол, она слишком навязчива, хотя и хороший работник. Ну было у них что-то в начале пути, но это так, несерьезно. К тому же барышня уже в годах. Представляешь? В годах – на четверть века его моложе. Я подвожу разговор: мол, так и не нашли себе постоянную спутницу жизни? А он решил пооткровенничать: не нашел, да и не искал, та история многолетней давности полностью жизнь искалечила, на женщин теперь смотрит лишь как на объект быстрого удовлетворения потребностей – и отвали, моя черешня… Имя даже напомнил – Инга Ленц. Так она же, говорю, в Западной Германии живет. Он смотрит на меня как на идиотку… мне даже не по себе стало. Задрожал вдруг, бормочет: ты, мол, такими вещами не шути. Да точно, говорю, мне отец рассказывал. Поведал всю вашу грустную историю. Мол, уже можно было, вы же из СССР уехали… Отец и сообщил, что ее каким-то чудом из страны выпустили, и проживает она теперь в городке Фремме. А информацию отец по своим каналам получил, ездили знакомые на симпозиум… Вроде так и осталась одна, за старенькой матерью ухаживала. Я долго не могла название городка вспомнить, чтобы точно получилось… Владимир Натанович аж побелел, за столешницу взялся, чтобы не упасть. Давай пытать: не путаю ли я чего? Почему раньше не сказала? Поплыл, в общем…
– Слушай, какая ты молодец. – Зимин пристроился рядом, обнял. – Давай, говори, дальше-то что?
– Умеете вы у себя в КГБ надавить на тонкие струны, – вздохнула Дина. – Прямо ловцы человеческих душ… Уходи, говорит, и выставил меня из кабинета. А дело было в первой половине дня. Через три часа снова вызывает, трясется весь. Позвонил, говорит, знакомому полицейскому начальству, те все и устроили. Связались с тамошней полицией, те по-тихому проверили, даже фото сделали. Особа, проживающая в таком-то доме по Паульштрассе. Этот снимок телефаксом отправили. Мне показал. Слушай, я ее сразу узнала, она действительно там живет. Как вам это удалось, скажи?
– Дальше.
– Давай метаться по кабинету, как волк в клетке. Эта дама хорошо выглядит, миловидная, глаза грустные. Если и поправилась, то немного. Двадцать лет, конечно, прошло, не сказать что все такая же, но… хорошо, в общем, сохранилась. Я таким Лучинского еще не видела – возбужденный, глаза горят. Что делать, говорит, просит, короче, моего мудрого женского совета.
– И уже к черту свое «грязное» детище, элементарную безопасность, – усмехнулся Зимин.