Спектр

— И как ты к этому относишься? — спросил Мартин.

— Очень интересно! — воодушевился Гатти. — Разумеется, что вера тесно связана с понятием смысла жизни, именно по этой причине наша раса никогда не имела своей мифологии. Подходя к этому вопросу с научной точки зрения, мы вынуждены признать принципиальную непознаваемость данного вопроса. И поскольку вопрос не имеет никакого решения, то углубляться в него было бы излишним. Для большинства рас вера является мощным психотерапевтическим и воспитательным фактором, поэтому она является положительным явлением.

— А ты сам не веришь в Бога, жизнь после смерти… — осторожно начал Мартин.

— Если я умру, но продолжу существовать как личность, то для меня вопрос будет решён, — спокойно объяснил Гатти.

— Может быть, тогда стоит верить… — Мартин замялся, подбирая формулировку, — на всякий случай? Если Бог существует, тогда ты окажешься в более выигрышном положении!

— Да, эта идея приходила мне в голову, — снисходительно признал Гатти. — Но беда в том, что существует очень много религий. Даже на вашей планете, правда? Христианство, ислам, буддизм, гаччер…

— Гаччер — это вера геддаров, — сухо поправил Мартин.

— Ой, опять забыл… — смутился Гатти. — Ну так вот, если религий так много и каждая утверждает, что она одна — единственно истинная, то встаёт вопрос о критериях выбора. Ошибиться было бы куда опаснее, чем вообще не верить в Бога. Так? Ведь каждая религия куда более агрессивно настроена к еретикам, чем к людям, не верящим вообще. Так?

— Так, — мрачно признал Мартин.

— Поэтому я не занимаюсь этим вопросом более глубоко, — закончил Гатти. — А то было бы очень обидно поверить в Аллаха и соблюдать все необходимые обряды, а после смерти оказаться босыми пятками на острие меча ТайГеддара! Или поверить в христианство…

— Хватит, я понял общую идею, — остановил его Мартин.

— Я задел твои верования? — догадался Гатти. — Ой, извини. — Он на секунду задумался и вдруг вкрадчиво попросил: — Мартин, а может быть, ты побольше расскажешь мне про свою веру? Я постараюсь понять, правда!

Мартин невольно рассмеялся:

— Нет. Ты маленький хитрец, Гатти… но я все равно не возьму тебя с собой.

Гатти надулся и надолго замолчал. Уже после того, как флаер вылетел за пределы мегаполиса, сказал:

— Все равно ты мой друг. Хочешь научу тебя обращаться с тепловым ружьём?

Референт покосился на мальчика и пробормотал:

— Только не снимай его с предохранителя.

Мартин развернул продолговатый пакет, который ему вручили в приёмной Лергасси-кана. Тепловое ружьё походило на пистолет с очень длинным стволом или на очень короткий обрез с подпиленным прикладом. Абсолютно герметичное, будто цельнолитое из серовато-синего металла, даже дульное отверстие ствола затянуто металлической мембраной, с широкой гашеткой, мерцающим красно-белым индикатором и овальной кнопкой на казённой части.

— Это предохранитель, — показал Гатти, не касаясь кнопки пальцем. — Это спуск. Ружьё генерирует высокочастотные колебания, нагревающие любую материю на дистанции около двух километров. Мишень должна находиться в зоне видимости, любая преграда, даже стекло или ветви деревьев, задержат энергию и будут поражены вначале. Индикатор показывает оставшееся время работы ружья. Сейчас тут заряда… — Он задумался. — Минуты на две-три.

— Мощность выстрела не регулируется? — уточнил Мартин.

— Ступенчатая пятиуровневая регулировка в зависимости от силы нажатия спуска. Ты почувствуешь пальцем, как гашетка прощелкивает уровни…

Сообщив это, Гатти спокойно всунул палец в скобу и нажал гашетку. Мартин обмер от ужаса — дуло было обращено на мальчика.

— Вот так, — спокойно объяснил Гатти. — Слышал мягкие щелчки?

— Ты идиот! — заорал Мартин. — Зачем ты нажимал на спуск!

Пилот вздрогнул и удивлённо посмотрел на него. Гатти тоже казался растерянным:

— Но предохранитель не нажат! Я же вижу!

— Раз в год и незаряжённое ружьё стреляет! — продолжал негодовать Мартин, поспешно заворачивая оружие в лист мягкого упаковочного пластика.

— Это как? — поразился Гатти.

Мартин посмотрел на пилота:

— Хоть вы ему объясните! Он мог сжечь и себя, и вас!

Референт казался растерянным и смущённым. Он перевёл взгляд с Гатти на Мартина, потом неуверенно улыбнулся:

— Но ведь предохранитель не был нажат? Гатти — вполне разумный ребёнок и понимает, чем грозит выстрел из теплового ружья.

— Вы так доверяете своей технике? — убитым голосом спросил Мартин. — Но… ведь любая случайность…

— Ружьё, стоящее на предохранителе, не стреляет, — успокоительно, как больному, объяснил Гатти. — Там очень надёжная многоуровневая блокировка. Я, наверное, плохо объяснил. Так?

— Так, — повторил Мартин любимое словечко мальчика.

Проще было согласиться, чем объяснять земное отношение к оружию, наверняка проистекающее все из того же непонятного смысла жизни и прочих человеческих заморочек. Потный, напряжённый, отчасти даже испуганный, Мартин до самого аэропорта не проронил ни звука. Его спутники, явно удивлённые инцидентом, тоже.