– Тогда почему он…? – я покачал головой. Ответ был мне известен. – Какой
дебилизм. Я знал, что он влюблен в другого. Потому–то и пришел ко мне – вернуть его
обратно, и так уж сложилось, что я хорош в своем деле.
Даниэла протянула руку к моему лицу.
– О, Спэнсер, дорогой. – Он выглядела такой грустной, что я не смог этого вынести.
И отхлебнул еще бурбона.
Вскоре Даниэла испарилась, а ее место заняла Лола. Она старалась отдышаться, словно весь путь сюда пробежала. Мне–то казалось, мои глупые эмоции находились под
контролем, собственно так и было, пока я не заметил печаль на ее лице.
– Расскажи мне, что произошло, – попросила она.
– Я поцеловал его, – поведал я. Слова лились медленно и неразборчиво. – Никаких
хитростей или стратегий. Его целовал я.
– Что сделал он?
– Ответил на поцелуй. Господи, лучше поцелуя у меня не было. – Я до сих пор мог
ощущать тепло его губ, вкус его языка…
– Что случилось дальше?
– Я вроде как запаниковал и сказал, что нам стоит уйти, а Эли – сраный Эли –
остановил нас на пути к выходу. – Я прилично отпил бурбона. Лола забрала у меня
бутылку. Я не возражал. Пришлось прятать взор от прислонившегося к двери Габа, глядевшего на меня с выражением гребаной грусти на лице. Я сфокусировался на Лоле. –
И я отпустил его. Я, сука, отпустил его. – Снова не удалось сдержать слезы. – Я считал его
другим.
– О, милый.
– И я слетаю с катушек, – сказал я, вытирая глупые слезы ладонью. – И мне больно.
– Потому что ты влюбился в него, – прошептала Лола.
Раздались какие–то голоса, и Габ отошел от двери, но мой пьяный в дупель разум
зацепился за последнюю фразу Лолы. Я вытаращился на нее, но не смог вынести жалости
в ее глазах и отвернулся, уставившись в стену. Я пытался подобрать слова, чтоб
поспорить, но не преуспел. Никогда бы не подумал, что докачусь до такого. Никогда бы
не подумал, что влюблюсь. Снова выступили слезы, и я закрыл ладонями глаза.
– Хреновы глупые слезы.
Она сжала мою руку.
– Знаешь, почему я занимаюсь своим делом? – задал я вопрос, смотря на нее. Слова
были переполнены слезами. – Эмоциональная отрешенность. Расстояние и разграничение.
И никто не скажет, что не хочет меня.
И вот оно.
К этому все всегда сводилось.
– О, Спэнсер, – прошептала Лола. Из глаз хлынули слезы. – Эндрю – не твоя семья.
Я покачал головой и глубоко вдохнул, силясь взять себя в руки. Не вышло.
– Он тоже не захотел меня, – сказал я. По щекам побежала новая волна слез.
Помещение начало кружиться, и моему глупому мозгу потребовалось время
осознать – передо мной стоял Эндрю. Глаза широко распахнуты, без сомнений, мой видок
на полу в полубессознательном состоянии шокировал его. Он наверняка слышал слова
Лолы о моей семье. Я смахнул свои глупые слезы. В этот же момент Лола обернулась
посмотреть, на кого же я глазел. Она поднялась и подошла к нему, прошептала что–то, я
не смог разобрать что именно. Я подогнул колени и снова прижал ладони к глазам.
Подняв взгляд, я ожидал, что он уже ушел. Ожидал, что он сбежал, скрылся от
пьяного, ревущего на полу чокнутого. Но он был здесь. Поднял бутылку бурбона и усадил
свою задницу рядом со мной. Вместо того чтоб назвать меня дураком, вместо того, чтоб
назвать меня нежеланным, он поднес бутылку к губам и сделал глоток, зашипев от горечи.
– Эндрю, – попытался я начать, но голос надломился.
Он опустил свою ладонь на мою руку и крепко ее сжал.
– Все хорошо.
Я покачал головой.
– Эли?
– Эли больше нет.
О, боже.
– Это моя вина. Я лажанулся. Прости.
Он отхлебнул еще бурбона и снова стиснул мою руку.
– Нет, не ты. Он. Но я рад, – пояснил он. – Благодаря нему я встретил тебя.
Сердце барабанило, а он произносил такие правильные слова и, увидев меня, не
умчался подальше отсюда километра на полтора, значит, я вроде как получил шанс.
Отчего поток новых слез хлынул из глаз.
– Я в дрова.
Он переплел наши пальцы.
– Заметно.
Я опустил голову. Усталый, пьяный и эмоционально сломленный.
– Ты видел насквозь всю мою бредятину, – произнес я, вытянув наши сомкнутые
руки и указав на дроздов. – А эти… Никто никогда… – Я покачал головой и остановил
новые слезы. – Вот это мой отец. – Я показал на самого большого. Затем на троих
оставшихся по очереди. – Мать, братья.
Он провел рукой по моему плечу, словно его прикосновение могло исцелить боль.
– Они не по–настоящему мертвы, – прошептал я. – Для меня. Так заявил мой отец.
Последние его слова – для них я мертв.
– О, Спэнсер.
Я позволил слезам пролиться. Я даже не пробовал их тормознуть.
– Мне было шестнадцать, – проговорил я. – И я был геем.
Он отпустил мою руку и, притянув к себе, обнял. И его тепло стало надежным
убежищем, не существовавшим для меня годами.
– А потом появился ты, – пробормотал я.
Он чмокнул меня в макушку.
А потом появился ты.
Глава 10
Проснулся я от безбожной головной боли. Жалюзи пропускали пронзительный
солнечный свет, в желудке все переворачивалось, и тут я вспомнил…
Поцеловал Эндрю, оставил его в баре с Эли, уговорил полбутылки бурбона, вел
себя перед всеми как полнейшая бестолочь, Эндрю вернулся ко мне.