Сперанский 4. Коалиция

На сегодняшний день уже понятно, что второй раунд противостояния произойдёт под Мантуей. Именно там концентрируют свои войска Бертье и Моро. Мантуя оказывалась выгодной позицией и для генерала Бертье, который прикрывал южное направление, выход к Риму, и для генерала Моро, задача которого состояла в том, чтобы остановить продвижение Суворова на запад. Сумятицу в умы французов, как офицеров, так и солдат, вносила неопределённость в политических делах внутри самой Франции. Кем стал Наполеон Бонапарт? Консулом? А это как? Кто он сейчас? А как же теперь Республика? Когда армия начинает задавать много вопросов о политике, армия перестаёт успешно воевать. Так что пока не прибыли в действующие войска люди, которым вменялось объяснить ситуацию, Жану Виктору Моро и Луи Александру Бертье приходилось нелегко.

А сейчас, скорее всего, нелегко только Моро, потому что он был назначен, вопреки всем ожиданиям, лишь заместителем дивизионного генерала Бертье. Наполеон ли принял такое решение или кто-то иной, не сообщалось. Решение прошло по военному министерству, оставшемуся без министра. Кстати, Шерера никто не хочет возвращать. Может так быть, что действия Бертье, направленные на создание Римской и Неаполитанской Республик, были признаны более чем удачными, и в нём новая власть, эти пока невнятные консулы, увидели более профессионального военного деятеля, чем Жан Виктор Моро. Но, скорее всего, тут больше замешана политика. Моро мог казаться соперником Наполеона. Вот выиграл бы Жан Виктор битву у Суворова, так почему бы ещё и его, героического генерала, не ввести в консулат? То-то. Пока Бонапарт не станет императором, такие вот Моро для него серьёзные конкуренты. Это понимал я, это должен был осознавать Наполеон, решившийся на государственный переворот раньше, чем в иной реальности.

Как бы такое не вышло боком. Всё-таки Бонапарт, что у него не отнять, гениальный военный. Мне, честно говоря, не хотелось, чтобы Суворов с Наполеоном встретились. Однако, боюсь, это лишь дело времени.

— Сеньор Сперанский, всё обдумываете планы, как завоевать всю Европу? — Лучано улыбнулся.

— Куда мне? — усмехнулся я, но уверен, что в моей мимике не было ни капли принижения себя любимого.

Да, что там говорить! Я же вижу, как меняется мир, что он, пусть и двигается по ранее заложенным алгоритмам, всё равно не тот, что был. И это я меняю реальность. Потому имею право на минутку очень даже обоснованной гордыни.

— Так что, Лучано, перенесёшь свои активы? — спросил я, когда мы уже подплывали к дворцу дожей у собора Сан-Марко.

Красивая, конечно, Венеция, но не моё. Я человек всё же в высшей степени сухопутный, для меня количество каналов и рек в Петербурге — это уже тот максимум воды, который возможен для города. А в Венеции — это перебор, как и в отношении неприятных ароматов. Подванивало тиной, и этот запах был замешан на экскрементах. Вот такой я разрушитель венецианской романтики!

Гондола пристыковалась к небольшому причалу, на котором меня встречали пять гвардейцев дожа. Вот же нонсенс. Как хоть что-то сделать, воспротивиться созданию Венецианской Республики, так нет людей. А тут второй день, как дож вернулся в Венецию, и уже какие-то павлины-гвардейцы. От жёлтого, красного, ещё и зелёного цветов мундиры этих товарищей пестрели и резали глаза.

— Сеньор Сперанский? — спросил меня самый пёстрый павлин ещё и с перьями в шляпе. — Монсеньор ожидает вас.

— Поспешил твой монсеньор таковым себя объявлять, — жёстко припечатал я.

Непонятного пока офицера, так как официального обоснования наличии гвардии нет, перекосило, он начал захлёбываться в своём возмущении, но я не реагировал на такие выражения эмоций. Я, к примеру, также мог возмущаться уже от наличия в городе кого-либо вооружённого, кроме русских патрулей. В «русских» я вложил ещё и дежурство персов, калмыков, пока их не забрали.

— Что замер? Веди! — сказал я на итальянском наречии.

Тут он сильно отличался от Тосканского. Вот как? Три-четыре дня пути, а уже разница. Ну, да понимаем друг друга, так и нормально. Это самое главное в процессе коммуникации.

Конечно же, дворец дожей, как только убежал последний из них, Людовико IV Джованни Манин, был разграблен. И венецианцы действовали по принципу «всё равно разграбят республиканцы, так лучше мы». Также говорили и многие из тех, кто после стал громко кричать о приверженности республиканским идеям.

— Уже давно хотел встретиться с вами, сеньор Сперанский. Мне сообщили, сколь милостивый, порядочный и честный человек представляет нынче интересы Великой Российской империи, — дож расплескивал мне на уши льстивый елей.

Туповатое продолговатое лицо, пустой взгляд, кажущийся таким из-за болезненно впалых глазниц. Однако, странный вид не должен вызывать недооценку собеседника. В этом водном городе такие традиции интриг, что поучиться нужно! А ещё шапочка. В городе, где повсюду гондольеры, главный гондольер носит шапочку, напоминающую презерватив со слегка закрученной «пимпочкой». Прямо неуютно становится.

— Избавьте меня от лести, — отмахнулся я.