Сперанский 5. Заговор

Пален посмотрел на вице-канцлера сочувственно, как смотрят на больного человека. Петербургский генерал-губернатор понимал уже, что выстраивается многоуровневый заговор. Есть вот это великосветское «мясо», в числе которых и близкие к императору люди, как тот же Аргамаков. Но есть иные, тот же Панин, или сам генерал-губернатор.

Кроме того, никто не афиширует других участников заговора. Имеются лояльные заговорщикам офицеры из Семеновского полка, чуть меньше, но и Преображенцы готовы участвовать в заговоре за серьезные подарки. Есть и офицеры в Смоленске, готовые восстать. Там расквартированы Петербуржский драгунский и другие полки, часть офицеров которых были преданы опале за различные повинности. Иные же офицеры остались таким фактом крайне недовольны. Полковники Каховский и Дегтярев как раз-таки представляли интересы смоленских заговорщиков.

— Теперь, господа, пути назад нет, — сказал Джон, посмотрел на Палена и обратился к петербуржскому генерал-губернатору. — Мсье Пален, офицер вами подготовлен?

— Вы про того несчастного, что будет наговаривать на императора? — нехотя, словно тяготясь присутствием и обществом двух негодяев, отвечал Пален, считавший себя чуть ли не праведником. — Штабс-капитан Кирпичников готов к этому. Только, господа, я хотел бы разделить финансовые потери. Кирпичников оценил свою честь в две тысячи рублей.

По плану заговорщиков своеобразной «сакральной» жертвой, которая вызовет протест дворянства, должен стать некий штабс-капитан Кирпичников. Он должен во время развода караулов громогласно высказаться против Мадам Шевалье, а также ордена Святой Анны. Расчет заговорщиков был на то, что будь даже Павел Петрович сумасшедшим, он не решится казнить офицера за такие слова. Но то, что безнаказанными высказывания не останутся, никто не сомневался. Когда офицер получит порцию императорского гнева, это событие начнут раскачивать через походы на обед в знатные семейства, или по средством посещения тайных салонов Петербурга, поднимая волну дворянского гнева. Как же так⁉ Взять и выпороть дворянина!

— Даже, если порки не будет, ее стоит придумать, — сказал Джон Спенсер.

— Мсье француз, — с иронией обратился к Джону Никита Панин. — Где деньги? Нам нужно серебро на расходы, и много.

— Господа, могу пока выдать десять тысяч рублей. По завершению всего задуманного, в два раза больше, — говорил англичанин с таким пафосом, будто речь шла о миллионах.

Оба русских вельможи синхронно ухмыльнулись. При своих должностях и чинах они могут заиметь в два раза больше денег всего за один месяц. Явно не материальными выгодами были мотивированы аристократы, хотя много денег не бывает, что сейчас и хотел сказать вице-канцлер.

Однако, власть — именно она двигает людей на безумство. На пути к власти можно тешить себя заблуждениями, что все делается во имя светлых идей, что Россия с нынешним монархом стоит у пропасти. Вот только стань Панин Канцлером, так все бы стало тленым, все идеи о несправедливости императора, и сложно было бы найти более преданного государю человека. Чуть более идейным, но не лишенным властолюбия, был генерал-губернатор.

— С Александром беседа проведена? — спросил англичанин.

Пален максимально туманно и расплывчато рассказал об итогах переговоров с Александром Павловичем. Если Никита Петрович Панин спокойно воспринимал фигуру английского куратора, воспринимая его, как данность, то Петр Алексеевич Пален не доверял и раздражался активным участием англичанина в заговоре. Генерал-губернатор считал подготовку к государственному перевороту своим детищем, выпестованным собственным гением. А так слава может уйти к англичанам.

— Мсье Панин, вы же понимаете, что меня здесь нет, никогда не было и я, скорее, яд проглочу, чем дамся кому-то в руки. Моя страна откажется от признания любого участия, впрочем, как и от меня. Так что слава спасителя России будет вашей, господа, — Джон Спенсер тонко чувствовал настроение собеседников и смог понять, почему так нехотя общается генерал-губернатор.

Слухи о том, что император собирается лишить наследника права на российский престол, что хочет упечь старших сыновей Александра и Константина в Шлиссельбургскую крепость, а жену в монастырь, уже стали распространяться и в столице. Заговорщики поступили хитрее и пустили слух сначала в Москве. Московское дворянство с превеликим удовольствием, теша чувство собственной значимости, принялось рассказывать сенсационные сведения во всех крупных городах европейской части России. Дошли сплетни и до Петербурга.

С другой стороны, через Аргамакова получилось донести крамолу до императора, но уже другого характера. Государю сказали, что в столице ходят слухи о желании и Александра, и императрицы Марии Федоровны, столь разозленной любовными похождениями мужа, занять престол Российской империи.