Сперанский

[7] Хотя торжественная церемония открытия Государственного совета состоялась в Шепелевском дворце, первые заседания данного органа проходили в зале Зимнего дворца, расположенном близ императорского кабинета. Затем члены Государственного совета стали собираться в доме его первого председателя — графа Н. П. Румянцева. После же того как этот дом (вместе с другими домами, расположенными на Дворцовой площади) был снесен для постройки здания Главного штаба и Министерства иностранных дел, Государственный совет стал заседать в принадлежавшем когда-то камергеру Шепелеву отдельном четырехэтажном здании, которое выходило на Миллионную улицу и было связано с Зимним дворцом галереей.

[8] В этом перечне нет Министерства коммерции — оно ликвидировалось, его функции передавались Министерству финансов. Вместе с тем появилось Министерство полиции, которого ранее не существовало.

[9] Владимир Алексеевич Муханов (1805–1876) работал переводчиком в Московском Главном архиве Министерства иностранных дел. В его дневнике немало страниц уделено Сперанскому, но все приводимые сведения о реформаторе основаны на рассказах других людей; сам Муханов никогда не сталкивался с ним по службе.

[10] «В отношении к России у наших немцев, даже сделавшихся русскими сановниками, — особый кодекс чувств и воззрений. Верноподданнические чувства сосредотачиваются на одной личности Государя, не обнимая общих интересов Отечества, т. е. России; а иногда случается, что и личная преданность эта Государю бывает как-то условная, поддерживаясь во всей силе лишь до тех пор, пока Государь блюдет местные интересы и уважает местные остзейские особенности, отнюдь не жертвуя ими общим государственным интересам» — так писал в своих записках один из русских чиновников, наблюдавший поведение остзейских немцев, состоявших на государственной службе в Российской империи.

[11] См.: Высочайший именной Указ, данный Сенату 6 февраля 1742 г. Этот Указ приравнял чин камер-юнкера к воинскому чину бригадира. Он внес уточнение в высочайший Указ Сенату от 12 января 1737 г., которым чин камер-юнкера был уподоблен воинскому чину полковника, а чин действительного камергера приравнивался к чину генерал-майора. По Табели же о рангах 1722 г. чин действительного камергера соответствовал воинскому чину полковника, а камер-юнкера — чину капитана.

[12] Любопытно, что столь же неприязненно, как император Александр I, относился впоследствии к придворным персонам и поэт Пушкин. А. О. Смирнова-Россет пересказала в своих записках немало разговоров с ним. По ее словам, Александр Сергеевич говорил однажды: «Ненавижу я придворное дворянство. С ним-то Государю всего труднее будет справиться в деле освобождения: оно всегда будет восставать против реформ. Пропасть наша заключается в том, что мы еще слишком завязли в привычках прошлого; побеждать приходится не политические идеи, а предрассудки, и самый узкий из всех — это верить, что единообразие есть порядок, безмолвие — согласие и что истина не выигрывает при обсуждении мнений».

[13] Аким Николаевич Нахимов (1782–1814), автор сатирических стихотворений и басен. Приведенная элегия написана в 1809 г.

[14] Яков Иванович де Санглен (1776–1864) был назначен летом 1811 г. правителем Особой канцелярии Министерства полиции. В его ведение входили цензура печатных изданий, надзор за иностранцами, выдача заграничных паспортов, а также «особенные дела, которые министр полиции сочтет нужным предоставить собственному своему сведению». Занимая эту должность, де Санглен был одновременно личным агентом императора Александра и выполнял секретные поручения Его величества по сбору сведений о тех или иных лицах или слежке за ними. Ф. Ф. Вигель писал о нем в своих записках: «По секретной части, в так называемой особой канцелярии, однако же, дело не обошлось без немца. Правителем сей канцелярии (еще пока не директором) назначен был надворный советник Яков де Санглен, вероятно, потомок одной из французских фамилий, которые бежали в Германию во время гонений на реформатскую веру. Перед тем, кажется, был он частным приставом и прославился наглостию, подлостию и проворством своим. Не знаю, оттого ли, что русские были тогда избалованы Александром, или оттого, что они чувствовали себя сильными единодушием своим, единомыслием, только никто из них не хотел скрывать глубокого презрения к такого рода людям. Сколь ни опасен, сколь ни страшен для каждого из них был этот де Санглен, никто не хотел ни говорить с ним, ни кланяться ему».

Глава 5

[1] Письмо М. М. Сперанского к А. Н. Оленину и текст его расписки о непринадлежности к какой-либо масонской ложе опубликованы на с. 737–738 юбилейного сборника «В память графа Михаила Михайловича Сперанского», вышедшего в 1872 г. — к столетию выдающегося русского государственного деятеля.

[2] Братом бывшего генерал-прокурора и начальника Сперанского Алексея Борисовича Куракина.