Сперанца

Старуха схватила руку Сперанцы и крепко, словно когтями, сжала ее своими грязными костлявыми пальцами…

Сперанца почувствовала, что вот-вот не выдержит. От тела старухи исходил острый звериный запах, доводивший ее до тошноты.

Потом решительным жестом Минга вдруг отстранила девочку и повернулась в другую сторону. Сперанца в отчаянии ломала себе руки. Что она могла сделать?

Сорвавшись с места, она побежала в свою каморку и закрыла за собой дверь. Она принялась собирать свои вещи и в каком-то исступлении запихивать их в сумку, решив немедленно уехать. У нее бешено колотилось сердце.

Но скоро она поняла всю нелепость этого решения и, бросившись на постель, разрыдалась. Потом она встала и, все еще плача, начала снова раскладывать свои вещи на стуле и в ящике из-под фруктов.

«Мне бы сюда комод, — думала она между тем. — Рано или поздно его придется купить…»

Она не знала, что много лет назад то же самое думала ее мать и что это желание стоило ей жизни.

Она сняла с балок то, что висело на них, и выбросила все за окно. Вместо занавески она повесила лоскут, оставшийся от покрывала, которое ей купила Марта для конфирмации, а на подоконник поставила стеклянный ларчик с младенцем Иисусом. Наконец в руках у нее оказался нож Микеле.

«Пусть у тебя, Спере, всегда будет кусок хлеба», — вспомнила она.

Но сегодня Спере была усталой, голодной, в душевном смятении, и не было рядом ни одного человека, который мог бы понять ее и помочь ей.

Она легла в постель и свернулась калачиком, чтобы не чувствовать, как сосет в желудке.

Ей представилась мачеха Таго, у которой были большие глаза и бледное лицо и которая весь день пропадала где-то, чтобы накормить детей. Кто ее знает, куда она ходила и что она делала… Таго об этом не говорил. Она у него спросит… Ей тоже надо прокормить себя и стариков…

Так она и заснула, думая об этом, и не слышала, как вошел Таго и окликнул ее.

Глава двадцатая

Сперанца стала хозяйкою в доме.

Ей удалось убедить Мингу в том, что она действительно Сперанца, но, конечно, не удалось улучшить ее состояние. Лишь привычка, усвоенная за долгие годы, по инерции еще руководила старухой.

Она бродила весь день, собирая травы, и приносила домой хворост и щепки, чтобы разводить огонь.

Для нее пришлось освободить кладовку под навесом, чтобы она сносила туда все, что подбирала, и не мусорила в доме.

Сперанца сумела изменить облик дома и даже дедушки. У Цвана теперь штаны всегда были зачинены и выстираны, и он знал наверное, что, вернувшись домой с работы, найдет все в порядке и получит тарелку горячего супа.

Старик заважничал и уже начал перед всеми восхвалять достоинства внучки.

— Да, да, дорогие мои, другая в ее возрасте сопля-соплей — и все тут, а на ней весь дом… И я уж не говорю о счетах… Вот уж три вечера она над ними ломает себе голову.

— Какие это счета, Цван, приходится сводить вашей внучке? — спросила женщина, шедшая рядом с ним и погонявшая упряжку волов.

— Мои, мои… Но она говорит, что они очень путаные и никак не сходятся.

— Да вам-то какие счета сводить? Сколько я вас знаю, а мы уж не первый год знакомы, у вас денег не было и в помине…

— Вот, вот. Она и забрала себе в голову, что мне не платят, что положено, и теперь сводит счета… Представляете!.. Когда я у хозяев, можно сказать, свой человек в доме, и управляющий мне доверяет, и родился-то я в имении… Ладно. Она считает, сколько я получаю: рису столько-то кило — значит, столько-то денег; пшеницы столько-то кило — столько-то денег. Представьте себе, она даже считает, сколько с меня причитается за наем дома… Вы понимаете, Велия? За наем дома! Ведь мне его всегда даром давали… Ведь по сути дела он мой… Тут сам черт ногу сломит в этих счетах, но она говорит, что должна во всем разобраться… Говорит, если бы мне платили деньгами, я бы против нынешнего получал втрое больше.

Женщина остановилась и сурово посмотрела на старика.

— Может, я что и не так скажу, Цван, только здесь бывает ваш племянник… Вам бы надо лучше присматривать за девочкой…

— Зачем ему здесь бывать?

— Зачем? Я не знаю, я ничего не видела, и ко мне никто не приходил… Но люди говорят… Ваши там, — она указала на противоположную сторону болота, — все никак не утихомирятся… — И, отвернувшись, крикнула: — Ну, Серый!..

Волы тронулись, и женщина пошла за ними.

Цван с минуту помешкал, обдумывая ее слова. Неужели Таго сказал что-нибудь девочке? Ему это казалось невозможным, но для верности он решил позондировать почву.

Вернувшись домой, старик сразу спросил нарочито веселым тоном:

— Ну как? Какой итог? Сошлось у тебя?

— Кто покладистый, для того все сходится. Вы довольны? Ну и хорошо…

— Скажи же мне, Сперанца, что ты забрала себе в голову? Хотел бы я понять, да никак в толк не возьму.

Они сели за стол друг против друга, в то время как Минга рассматривала свои руки и, казалось, ничего другого не замечала.

— Когда человек работает на других, ему платят, правда, дедушка?

— Как не платить! Конечно, платят…

— Но вы вот никогда не видели денег?

— Нет, но мне дают…

— Хватит! Вам дают продукты, я знаю. Но сколько вам их дают?