Прорыв дамбы и наводнение сделали невозможным оборонительные работы в этом районе. Немцы не могли сопротивляться и отступали.
— Вы мне говорили, что, сколько себя помните, всегда боролись с водой и осушали землю и что это и есть ваша война, — сказал однажды Джованнино Эмилии. — А вот взялись же и вы за кирку и мотыгу, чтобы пустить воду на поля… И еще как работали — любо-дорого посмотреть!
— Да, любо-дорого! — отвечала Эмилия. — Сердце кровью обливалось. Ведь пашню затопляли, а во что она стала нашим людям, эта земля, подумать только… Но мне было бы еще тяжелее, если б пришлось увидеть, как иностранцы жнут на наших полях. Да, нам придется начать все сначала. Будем сызнова строить все, что разрушено, и немало на это уйдет и времени и труда. Но к труду нам не привыкать. Главное, чтобы земля не давала урожая врагам.
— Господи боже мой, Милия, — весело воскликнул Джованнино. — Вы патриотка, и сами того не знаете!
— Кто? Это я — то?
И Надален — это было еще при нем — беззвучно смеялся и весело подмигивал пареньку.
Прошло несколько недель, а вода все еще стояла на полях, и в ней, как в зеркале, отражалось небо.
За каждым гумном теперь были убежища, и люди проводили в них большую часть дня. Отступавшие войска лютовали, срывали злобу на безоружном населении, а самолеты союзников с утра до вечера поливали деревни свинцом.
Тем временем проходившие части разграбили дома и опустошили хлевы.
Унижение, горечь побежденных толкали немцев на новые зверства.
Не было в долине дома, куда бы не заглянула смерть. Дымящиеся в полях развалины, словно вехи, обозначали путь бегущих войск. Когда-то плодородная долина была разорена, но сердца людей бились все сильнее в нетерпеливом ожидании нового дня.
Всю ночь Сперанца металась по комнате, охваченная необъяснимым возбуждением.
— Что-то неладное делается, чувствую я, — говорила она.
— Это от твоего состояния, — говорила Берта. — Так иной раз бывает и с теми, кому посчастливилось жить спокойно. Можешь расхаживать сколько угодно, но выбрось из головы мрачные мысли.
Только на заре Сперанца упала на постель и заснула.
И тут Берта услышала стук в дверь. Она открыла.
Перед ней стоял человек средних лет, высокий, худой, темнолицый, с иссеченными сединой волосами.
Чёрные, живые глаза пристально смотрели на старуху.
— Вы — Берта, да?
Она кивнула и вдруг зажала руками рот, точно не могла сдержать крик.
— Иисус!.. Таго!..
— Тише, — шепнул он.
Берта приблизилась к нему, ощупала его руки, будто хотела убедиться, что это не призрак,
— Ох, сыночек! Мне и не верится, что я тебя вижу!.. Сколько воды утекло с тех пор, как ты приходил в Красный дом к своей милой!.. Старика-то убили, небось, слышал?
Она опустила голову и тихо заплакала.
Таго молчал, склонившись над нею. Он спешил, но не мог оставить старуху без слова утешения.
— Крепитесь, Берта, скоро кончатся наши страдания… Мы их лупим и в хвост, и в гриву… Слыхали?.. — он понизил голос. — Вчера ночью была облава на болоте. Веселая была охота! Мы-то, вы же понимаете, на болоте как у себя дома, а они точно совы днем. А тут еще со всей округи собрались ребята пособить нам запрятать их в мешок.
Он усмехнулся и добавил: — Я это вам говорю, чтобы вы не падали духом. Только ничего не говорите Спере. Незачем ей знать, что Джованнино вчера дрался и должен еще этой ночью прочесывать местность с другими ребятами.
Берта подняла голову:
— Чуяло ее сердце… А ты-то видел своего парнишку?
— Да, — сказал Таго. — Довольно-таки забавно мы с ним познакомились. Поскользнулись оба в грязи и чуть не стукнулись лбами. Еще бы тут не узнать друг друга…
— Волосы, — улыбнулась Берта.
— Нет, темно было, сразу не разглядишь… Но чуть он заговорил… Я его сразу в сторонку, и посветил ему в лицо зажигалкой. Он самый! Вылитый дед. Помните старика Цвана? Глаза те же и хвастает так же… Но отчаянный…
— Если б она знала… Сколько лет она мечтала увидеть, как вы встретитесь…
— Знаю. И мы уговорились доставить ей эту радость. Спере не будет знать, что мы встретились этой ночью и вместе дрались. Пусть порадуется! Мы сделаем вид, что видимся впервые.
Он засмеялся и нежданно показался помолодевшим.
Заулыбалась и Берта.
— Ох, господи! Ты спешишь, а я тут тебя задерживаю! Тебе ведь еще со Сперанцей повидаться надо. Сейчас я тебе отопру… Но только, сынок, позволь сказать тебе спасибо…
— За что?
— За то, что ты сделал и делаешь для всех нас. Другие, которые теперь дерутся рядом с тобой, отблагодарят тебя получше. А такие старухи, как я, только и могут сказать «спасибо, Таго!» Лет нам много, а сил у нас мало…
Таго ласково похлопал ее по плечу и вошел с ней в дом.
Берта засуетилась, отыскивая коптилку, и через минуту на столе вспыхнул огонек.
— Спере, — прошептал Таго.
— Да, — сразу ответила Сперанца, вскочила я села на кровать.
— Да, — повторила она, протирая глаза. — Таго? Ты? Что ты здесь делаешь? Что случилось?
— Тсс! — сказал Таго и улыбнулся. — Ничего плохого. Мимоходом заглянул — вот и все, Пришло в голову зайти тебя проведать,
Он не сводил смеющихся глаз с жены, и перед ним вставало далекое прошлое.