— Мы знаем, кто его убил. Тот фельдфебель, который стоит в Каса Веккья, такой маленький, тощий. Этой ночью мы его… бах… и готово.
Мальчик опять провел рукавом под носом, очень довольный.
Сперанца слушала, широко раскрыв глаза. Ей казалось, что она в каком-то кошмаре. Но не следовало возбуждать у мальчика подозрений, нужно было заставить его разговориться.
— Мы вшестером сторожим все дороги в Каса Веккья. Никого нельзя пропускать, пока не дадут сигнала, что все кончено.
— А… кто, — кто пойдет в Каса Веккья?
Подросток нерешительно переминался с ноги на ногу.
— Не знаю я. Знаю только, что двое пойдут.
— Но они… хоть вооружены?
Ее рука непроизвольно потянулась к револьверу, спрятанному за пазухой, который дал ей Таго, наказав всегда иметь его при себе.
— Да, мы сегодня плавали на лодке к вашей хибарке. У Джованнино там было оружие. Два охотничьих ружья — одно вот это, пистолет, карабин…
Сперанца опустила глаза на двустволку и поняла, почему она показалась ей знакомой.
— Потом, — продолжал он, — мы достали еще кое-что у Джиджино.
У Сперанцы захолонуло сердце. Она должна была во что бы то ни стало раньше ребят добраться до Каса Веккья.
— Значит, ты меня все-таки не пропустишь?
— Нет. Они могут вас схватить, а ваш сын мне этого не простит.
— А если я сама пройду?
— Прикладом вас стукну. Потом, пожалуй, попрошу прощения, но стукнуть стукну.
— Молодец! — сказала Сперанца. — Вижу, ты свое дело знаешь. Тогда я вернусь обратно.
Она пошла назад, словно и в самом деле собиралась вернуться.
— Счастливо оставаться, часовой!
При этом обращении парнишка поторопился взять двустволку, как положено, и вытянуться по-военному.
— Доброй ночи, хозяйка, — ответил он со степенностью бывалого человека.
Сперанца уже бежала.
Джованнино, Джованнино, сынок!.. Командир! Твоя мать должна прийти раньше твоих товарищей, а идти ей далеко, потому что твои часовые заставляют ее кружить понапрасну. Может быть, все тропинки охраняют ребята со старыми двустволками в руках, но твоя мать знает дорогу через болото и все равно пройдет.
Сперанца бежала, прижимая к груди пакет с литературой и револьвер.
Раза два она падала, поскользнувшись на илистой почве, но тут же опять пускалась бежать.
Она снова оказалась у дамбы, как раз против дома.
Залаяла собака, и Сперанца бросилась на землю под откосом, и замерла, тревожно прислушиваясь. Тишина. Она медленно поднялась, перебежала через дамбу, спустилась по противоположному склону.
Вот и дом, безмолвный и белый в лунном свете, с закрытыми окнами и дверью.
Сперанца остановилась возле шелковицы, ощупью нашла знакомое дупло и засунула в него пакет с литературой, чтобы не рисковать потерять ее или быть задержанной с ней. Она сжала в руке револьвер и бесшумно двинулась вперед, держась в тени деревьев.
Сперанца никогда не пользовалась оружием, но знала, что в случае надобности рука у нее не дрогнет.
Она добралась до сеновала, проскользнула вдоль стены до угла и остановилась.
На гумне, в бликах луны виднелся стог, перед ним двигалось что-то белое. Собака…
Казалось, она играла: то приближалась, виляя хвостом и подвывая, то отступала с негромким рычанием. Что-то привлекало и отпугивало ее.
Женщина хотела было двинуться дальше, но в эту минуту из стога донесся хриплый гортанный голос. Она припала к стене, узнав характерный немецкий говор.
Теперь кто-то отвечал робким шопотом. Голос был женский, немножко похожий на детский.
Сперанца, казалось, слилась со стеной, старалась затаить свое частое, бурное дыхание. Она даже закрыла рот рукой, но дыхание слышалось попрежнему.
И вдруг она поняла, что так дышала не она, а кто-то другой, в нескольких сантиметрах от нее, за углом.
Тут впервые она узнала настоящий страх. Тяжелое дыхание рядом, хриплый голос в стоге, и другой, тоненький голосок… И это гумно, слишком спокойное и светлое… Все заплясало перед нею; она закрыла глаза.
Сперанца не видела фигуры, метнувшейся вперед возле нее, но ощутила ее бросок по движению воздуха.
Она ждала с закрытыми глазами. Глухие удары достигали ее слуха. Это было биение ее сердца, но еще и другие, более далекие, неясные и мягкие удары, доносившиеся от стога.
Сперанца не хотела оставаться в бездействии, но не могла пошевелиться. Наконец она открыла глаза, и что-то запрыгало, завертелось перед ней. Собака… Собака пыталась вырваться из рук какой-то девушки, молча сжимавшей ей горло и морду.
Сперанца начала понимать, что произошло.
Удары смолкли, но две фигуры, собака и девушка, все еще возились на земле.
Розаннина…
Застенчивая и молчаливая девочка, услужливая и кроткая…
Она всегда увязывалась за мальчишками, во что бы они ни играли, и безропотно слушалась их.
— Розаннина, подними-ка мяч… — Она шла и поднимала его.
— Розаннина, принеси воды… — Она приносила.
Но теперь Розаннина была уже не девочкой. Она-то и заманила немца к стогу.
— Нравится тебе Розаннина? — бывало спрашивал у Джованнино Надален.
Но Надалена убили, и Розаннина пришла отомстить за него. Она крепко держала собаку, чтобы помешать ей лаять.
На белесоватом фоне стога мелькнула тень.