Спеши вниз

Но, может быть, все это неправда? Чарлз вскочил на велосипед и сломя голову покатил по дороге. Он должен догнать их и все выяснить. Конечно, все это не так. Роберт просто подвозил ее к обиталищу старухи тетки. Может быть, и у него тоже в том селении живет старая тетка.

И все время Чарлз знал, что это правда. Он видел на лице Тарклза самодовольную гордость собственника. И сознание этого доводило его до исступления, потому что чем, как не исступлением, можно было объяснить попытку на велосипеде догнать автомашину.

Но, как многие безумные затеи, удалась и эта. Еще миля, и дорога влилась в широкую и по-своему живописную сельскую улицу, которая, как и все такие улицы, изобиловала маленькими гостиницами разной степени вульгарности. Некоторые из них сохраняли вывески века дилижансов и почтовых карет: «Лисицы и гончие» или «Рожок почтаря». Но самая большая из них носила еще более архаично звучавшее название «Под старым дубом».

У дверей с вывеской «Под старым дубом» стояла машина Роберта. В ней никого не было.

Низко пригнувшись и глядя прямо перед собой, Чарлз пронесся мимо. Он не хотел быть узнанным, если бы кто-нибудь из них случайно выглянул. Он остановился чуть дальше и прислонил велосипед к стене следующей гостиницы. Вышел человек в зеленом фартуке и указал на табличку, запрещавшую стоянку велосипедов. Чарлз проехал подальше, но, как только человек ушел, он вернулся и поставил велосипед в том самом месте. Потом в густеющих сумерках он свернул в узкий проулок и очутился у черного хода гостиницы «Под старым дубом».

Он вошел. Оказалось, что это запасной вход в бар. Бар еще не был открыт, и главная дверь на запоре. В коридорчике, где он очутился, пусто. Через оконце для подачи блюд видно было еще одно такое же оконце в другом конце бара, а за ним помещение для «чистой» публики. Чарлз постоял, прислушиваясь.

— Ну, так пошли телеграмму, — услышал он голос Роберта Тарклза. Сердце у него заколотилось. А может быть, все-таки… Может быть, Бетти попала сюда по каким-нибудь уважительным причинам и теперь хочет дать знать о себе Фроулишу? Он замер и напряг слух. Но ответ обескуражил его.

— Хорошо, но все-таки это мне не нравится. Я не говорила ему, что могу остаться на ночь. А вам это взбрело в голову просто потому, что ваша жена…

— Ш-ш-ш! — глухо зашипел голос Роберта.

Прерванная фраза, очевидно, должна была кончаться «отлучилась на воскресенье» или чем-нибудь в этом роде. Очень типично было для Бетти, что даже на людях она не могла хоть в какой-то мере разыгрывать из себя жену Тарклза. Но тут, впрочем, она проявляла свойственный ей здравый смысл, потому что никто и не принял бы ее за жену Тарклза.

В коридорчике появилась неряшливая девушка в комбинезоне.

— А эта дверь не для гостей, — ворчливо сказала она Чарлзу. Она хотела сказать этим, что он зря вошел с черного хода. Потом присмотрелась и добавила: — И что вам, собственно, нужно? — Она еще не разобралась, то ли это клиент и можно ждать заказа на ужин или на комнату, то ли рабочий, вызванный для какой-то починки.

— Я принес кетгут, — холодно и четко сказал Чарлз.

— Что принесли?

— Кетгут. Ваш хозяин заказывал по телефону, — он зло посмотрел ей прямо в глаза.

— Пойду спрошу мистера Роджерса, — неуверенно сказала она и скрылась.

Чарлз вышел через ту же дверь, что и вошел.

На обратном пути его вдруг осенило. Надо посоветоваться с Эрном. Эрн — единственный человек, к которому он может обратиться. Немедленно к нему, и сказать, сказать прямо, что он, Чарлз, внезапно открыл нечто ужасное в том образе жизни, которым он так гордился; а именно, что все основано на позорном «заработке» женщины. После подслушанного им разговора больше не могло быть сомнений. Очевидно, у них был уговор встречаться каждую субботу, а на этот раз Тарклз, вырвавшись из-под надзора Эдит, куда-то уехавшей на уик-энд, настоял, чтобы и они на этот раз провели уик-энд вместе.

Вся надежда на Эрна. На остальных надо поставить крест. Тех, на чердаке, надо покинуть без шума и сейчас же, погрузить свое немудрое хозяйство на тележку и смыться. Фроулиш, оставшись дома один, будет слишком поглощен своей рукописью и ничего не заметит, тем более, что с наступлением холодов они прекратили субботние посещения бара. Уйти будет легко. А как быть дальше? Об этом он не мог сейчас думать, попробовал было, но оказалось, что это невыносимо тяжело. А что пережил бы Фроулиш, если бы узнал? Может быть, ровно ничего: ведь морально он опустошен не меньше своей девки. Пожал бы плечами и заявил бы, что всегда знал, что Искусство вырастает на почве, которую никак не назовешь чистой и благоуханной. А может быть — что еще отвратительнее, — он знал обо всем с самого начала, и оба они просто из деликатности и желания не отпугнуть Чарлза разыгрывали всю эту комедию со «старой родственницей» и «пособием». Нет, невозможно! Это было бы слишком ужасно, да и как сохранить это в секрете от того, с кем соприкасаешься ежедневно; задача была бы явно не по силам этому дергунчику, этому шуту Фроулишу.