Спеши вниз

— Так вы, значит, бывали без работы? — произнес он зловещие слова.

— Да, конечно. Но это меня не очень заботило. Всегда подвертывается что-нибудь подходящее, надо только отказаться от мысли, что ты пригоден лишь к одному виду работы.

Он собрал свои щетки и намеревался уйти.

— Вам ничего не потребуется, мистер Брейсуэйт?

— Да, потребуется, — с неожиданной энергией заявил этот хрупкий, обессиленный человечек. — Я хотел бы знать, какой жизненный опыт научил вас безразличию в таких важных вопросах, как выбор работы. Что-то должно было случиться с вами, иначе вы не стали бы таким непохожим на ваших сверстников. Те, кто говорит так, обычно не более чем бездельники, живущие за счет других, а вы не бездельник. Но я не спрашиваю вас об этом. Я просто не имею права задавать вам вопросы личного характера. Но, если вам самому захочется, расскажите мне об этом когда-нибудь

Чарлз оперся на щетку..

— Сначала ответьте мне вы. Почему вы проявляете ко мне такой интерес? Я не наблюдателен, но мне кажется, что вообще вам не свойственны ни любопытство, ни даже простейший интерес к другим людям. Ведь что-то заставило вас расспрашивать санитара, который убирает вашу палату. Причины этого кроются во мне? Или в вас?

Мистер Брейсуэйт закрыл глаза. Он казался неправдоподобно слабым. Чарлз представлял себе, как еле-еле пульсирует кровь в тонких жилках его опущенных век. Больной упорно думал о чем-то для него новом, и это было утомительно.

— Таких причин две, — наконец сказал он. — Мне никогда еще не приходилось так долго лежать в постели, ни о чем не думая. Сначала я думал о вещах — деньгах, о своем организме и тому подобном. Но это была просто привычка. Теперь я думаю о людях, но, когда я пробую думать о людях, которых знал в прошлом, я убеждаюсь, что не могу ничего вспомнить о них. Я, собственно, никогда никого не замечал. Не замечал, какие они были, разве что думал: вот хороший делец, это надежный служащий, а тот серьезный соперник. Женщин тоже, — добавил он медленнее и на минуту замолчал.

— А вторая причина?

— Вторая причина — это то, что вы от меня ничего не хотите.

— Вечно болтовня, болтовня, болтовня, пересуды, пересуды! — обратилась к Чарлзу старшая сиделка, входя с подносом, заставленным хирургическими инструментами и перевязочным материалом. — Хотела бы я быть на вашем месте. Только и дела, что болтать с утра до вечера, опираясь на щетку.

Чарлз вышел, но перед тем на мгновение глаза его остановились на лице мистера Брейсуэйта с явным уважением. Может быть, этот человек додумался до начатков мудрости слишком поздно, но лучше поздно, чем никогда. Плотная повязка на его глазах начинала спадать: он начинал что-то видеть.

Они с Розой поднимались по широким каменным ступеням. На лестнице, у входа, на улице перед дансингом — всюду теснилась молодежь. Молодые люди большей частью в синих или коричневых костюмах и остроносых ботинках, но кое-где мелькали кричаще пестрые твидовые пиджаки и фланелевые брюки, тупоносые туфли, кое у кого замшевые. Синие и коричневые носили пышные прически, и густо напомаженные коки обрамляли их лоб; пестрые гладко зачесывали волосы назад, без пробора, или вовсе состригали их и оставляли только низенький ежик. Они стояли, зажав сигарету в ладони, словно пряча ее. Когда они подносили ее к губам, казалось, что они обкусывают ногти. Некоторые из них в рубашках с кричащим рисунком, что будто бы делало их похожими на американцев, широко распахивали свои длинные пиджаки. Среди девушек не было такого резкого различия в одежде.

Когда Роза вышла из женского туалета, Чарлз повел ее в дансинг. Он заплатил за вход по полтора шиллинга, и они вошли в комнату. Джаз только что закончил танец и умолк, большой зал был заполнен гуляющими взад и вперед, и все стулья по стенам были заняты. Табачный дым клубами поднимался к ярким лампионам на потолке. Чарлз и Роза стояли возле двери. Он молчал, поглощенный наблюдениями. Вот такие вечера в городских дансингах были главным развлечением миллионов его сограждан британцев в возрасте до тридцати лет, а он ни разу до сих пор не бывал на них. Роза кивала знакомым. Она, должно быть, посещала танцы в этом зале каждую неделю уже с пятнадцатилетнего возраста. Как много и как быстро нужно ему заметить и воспринять, чтобы научиться говорить ее языком!