— Вадик, придется тебе проводить Катю в школу.
Я пробурчал что-то неясное в ответ, дожидаясь, что Катька сейчас откажется от такого предложения. Но Катька молчала. Я поднял на нее глаза. Она смотрела на меня строго, по-взрослому, исподлобья, но молчала.
И тогда я небрежной походочкой пошел к выходу, открыл двери и оглянулся. Катька шла следом.
Так мы и вышли во двор: впереди я, позади она.
Банты у нее в косах были невероятных размеров. Ну и пусть их! Я теперь готов был простить ей все на свете: и банты, и куклы. Я даже готов был подарить ей свою коллекцию марок.
— Вадик! — крикнула мама из окна. — Возьми Катю за руку.
«Боже мой, — подумал я, — бедная мама! Она не знает, что ее милая Катенька одна целых три часа прогуливалась по городу. Хорошо, что мир не без добрых людей, а то неизвестно, сколько бы нам пришлось ее искать».
«Это ваша, такая голубая?» — спросила та женщина.
Голубая Катька. Смешно!
А если я ее сейчас возьму за руку, она, пожалуй, ущипнет меня, а то и укусит.
Я стоял еще, задравши голову кверху, когда почувствовал в своей руке Катькину теплую ладошку.
История с азбукой
После уроков я зашел в первый класс. Я бы не стал к ним заходить, но соседка поручила присмотреть за ее сыном. Все-таки первое сентября, первый школьный день.
Заскочил, а в классе уже пусто. Все ушли. Ну, хотел повернуться и идти. И вдруг вижу: на последней парте сидит какая-то кнопка, из-за парты ее почти не видно. Это была девочка, а совсем не мальчик, которого я искал. Как полагалось первоклашкам, она была в белом переднике и с белыми бантами ровно в десять раз больше ее головы.
Странно, что она сидела одна. Все ушли домой, и, может быть, уже едят там бульоны и молочные кисели, и рассказывают родителям чудеса про школу, а эта сидит и неизвестно чего ждет.
— Девочка, — говорю, — почему не идешь домой?
Никакого внимания.
— Может быть, потеряла чего-нибудь?
Сидит как статуя, не шелохнется.
Что делать — не знаю. Уйти вроде неудобно.
Подошел к доске, придумываю, как расшевелить эту «статую», а сам потихоньку рисую на доске мелом. Нарисовал первоклашку, который пришел из школы и обедает. Потом его отца, мать и двух бабушек. Он жует, уплетает за обе щеки, а они ему смотрят рот. Получилась забавная картинка.
— А мы с тобой, — говорю, — голодные. Не пора ли и нам домой?
— Нет, — отвечает, — я домой не пойду.
— Что же, ночевать здесь будешь?
— Не знаю.
Голос у нее жалобный, тоненький. Комариный писк, а не голос.
Я оглянулся на свою картину, и в животе у меня заурчало. Есть захотелось.
Ну ее, эту ненормальную! Вышел из класса и пошел. Но тут меня совесть заела, и я вернулся.
— Ты, — говорю, — если не скажешь, зачем здесь сидишь, я сейчас вызову школьного врача. А он — раз-два! — «Скорая помощь», сирена — и ты в больнице.
Решил напугать ее. Я этого врача сам боюсь. Вечно он: «Дыши, не дыши», — и градусник сует под мышку. Холодный, как сосулька.
— Ну и хорошо. Поеду в больницу.
Честное слово, она была ненормальная.
— Можешь ты сказать, — закричал я, — что у тебя случилось?!
— Меня брат ждет. Вон во дворе сидит.
Я выглянул во двор. Действительно, там на скамейке сидел маленький мальчик.
— Ну и что же?
— А то, что я ему обещала сегодня все буквы выучить.
— Сильна ты обещать! — сказал я. — В один день всю азбуку?! Может быть, ты тогда школу закончишь в один год? Сильна врать!
— Я не врала: я просто не знала.
Вижу, сейчас заплачет. Глаза опустила и головой как-то непонятно вертит.
— Буквы учат целый год. Это непростое дело.
— У нас папа с мамой уехали далеко, а Сережа, мой брат, сильно скучает. Он просил бабушку, чтобы она написала им от него письмо, а у нее нет свободного времени. Я ему сказала: вот пойду в школу, выучу буквы, и напишем маме и папе письмо. А он мальчикам во дворе рассказал. А мы сегодня весь день палки писали.
Сейчас она должны была заплакать.
— Палки, — говорю, — это хорошо, это замечательно! Из палок можно сложить буквы! — Я подошел к доске и написал букву «А». Печатную. — Это буква «А». Она из трех палок. Буква-шалашик.
Вот уж никогда не думал, что буду учителем. Но надо было отвлечь ее, чтобы не заплакала.
— А теперь, — говорю, — пойдем к твоему брату, и я ему все объясню.
Мы вышли во двор и направились к ее брату. Шли, как маленькие, за руки. Она сунула мне свою ладошку в руку. Мягкая у нее ладошка и теплая, пальцы подушечками.
Вот, думаю, если кто-нибудь из ребят увидит — засмеют. Но не бросишь же ее руку — человек ведь…
А этот печальный рыцарь Сережа сидит и болтает ногами. Делает вид, что нас не видит.
— Слушай, — говорю, — старина. Как бы это тебе объяснить? Ну, в общем, чтобы выучить всю азбуку, нужно учиться целый год. Это не такое легкое дело.
— Значит, не выучила? — Он вызывающе посмотрел на сестру. — Нечего было обещать!
— Мы писали палки весь день! — с отчаянием сказала девочка. — А из палок складываются буквы.
Но он не стал ее слушать. Сполз со скамейки, низко опустил голову и поплелся утиной походочкой.
Меня он просто не замечал. И мне надоело. Вечно я впутываюсь в чужие дела.