Спешивший жить (СИ)

"...Я помню, как въехал тогда во двор. Я помню тебя - какой ты была восемнадцать лет назад: я помню твои раскосые глаза и длинные гибкие пальцы, которые умели раскрываться, как лепестки, и я помню, как ты закрывала лицо свое и была видна только кнопка носа и большие, телячьи, добрые глаза, и шепот твой, доверчивый и единственный, - нет такого другого и не будет больше никогда. Память оказывается самым большим злом, когда расстаются те, кто любил. Каждый из нас, что бы ни ждало нас в будущем, обречен на пустоту и постоянную мучительную перепроверку прошлым любого нового человека, с кем может свести жизнь. Мы будем проецировать на этого нового человека то, что у нас было. Каждый из нас, по прошествии какого-то времени, станет думать о том, что ты или я поступили бы на месте этого другого человека иначе, и это окажется постоянным и горьким чувством невозместимости.

Помнишь, я тогда предложил тебе сесть на багажник "Ковровца" и обхватить меня руками? Я очень хотел увезти тебя в лес и покатать по мягким белым песчаным дорожкам и посидеть на берегу реки, наблюдая, как поднимается тяжелый слоистый туман, а потом разжечь костер и ощутить счастье от того, что мы молоды и что все у нас впереди... Помнишь, ты тогда засмеялась и сказала, что никогда не сядешь на багажник, потому что он слишком мал для тебя и ты не хочешь быть смешной, и я ужасно, до нестерпимой боли, обиделся, потому что весь день мечтал о том, как повезу тебя по дорожкам и моя скорость сделается нашей общей скоростью...".

Через 18 лет Юлиан Семёнов откровенно признаётся всё ещё любимой Е.М. в том, что он "ужасно, до нестерпимой боли обиделся" на неё за то, что не села на багажник мотоцикла, неприспособленный для езды. И далее, 42-летний мужчина, уже вкусивший плоды писательской славы и отец двух дочек от любимой Е.М., начинает возмущаться придумавшими народную мудрость: мол, "Принимай человека ты таким, каков он есть". И признаётся, что лично он желает воспринимать Е.М. только такой, какой она ему мечталась. И никакой другой!

Автор "Прощания с любимой женщиной" пишет:

"...Наверное, не надо мне было уговаривать тебя тогда. Но если бы я думал о наших с тобой отношениях как политик, исповедующий постепенность, тогда значит, нет любви, ибо, когда начинается политика, тогда вступают в силу законы, не связанные с нежностью. Сейчас я думаю, что каждому, кто приходит регистрировать любовь, надо выдать анкету из пяти пунктов и попросить ответить на нее через полгода, и никак не раньше. В этой анкете должно быть пять параграфов; ответы предполагаются однозначные, никаких компромиссов.

Первое: хорошо ли вам вдвоем, когда ты ищешь сухие губы и когда нет тайны, и в этом - самая прекрасная тайна бытия, и нет времени, а в этом - его высший смысл.

Второе: хорошо ли вам двоим в концерте, театре, кино, в галерее? Интересно ли вам понимать друг друга, открывая мир, который отныне принадлежит вам двоим?

Третье: хорошо ли вам сидеть вдвоем за столом и есть мясо, или грызть черный сухарь, или пить сухое вино или пустой чай.

Четвертое: хорошо ли вам, когда вы вместе уехали в горы и идете вдвоем по тропе, и одинаково ли вы видите небо, и стеклянные ручьи, и поля тюльпанов, и можете ли вы не отставать друг от друга, преодолевать усталость, чтобы не мешать друг другу, ночевать у костра - и не гневаться, что нет места на турбазе?

Пятое: хорошо ли вам, когда приходят друзья, или один из вас не любит друзей и требует, чтобы пришли иные люди, или вовсе не хочет никого видеть, полагая, что любовь довольствуется данностью - ты и я, и никого больше? Нарушение гармонии в любом из этих пяти параграфов чревато горем.

Ты тогда не хотела показаться смешной. А почему твое "я" должно было утверждаться во мнении случайного прохожего, который встретится нам в лесу? Разве это достойно - быть рабом чужих мнений? С милым-то и в шалаше рай, а тут красный "Ковровец"!.. Знаешь, наверно, именно тогда я ощутил свою жалкость - я был бессилен переубедить тебя. Ты смотрела на себя не своими и не моими глазами - ты смотрела на себя со стороны. Вообще-то созерцание - это великий дар. Оно подобно мгновению, когда человек соприкасается с прекрасным, когда он освобождается от всего земного и бренного и слышит вечность. Это обретение того, что неведомо сейчас остальным, - вот, наверное, что такое созерцание. Но ведь первые созерцатели, добрые древние эллины, дали разрушить свой мир культуры потому, что созерцание, как и все великое, чревато вторым смыслом - отрицанием атакующего начала, пренебрежением перед действием, которое всегда определяется скоростью...".