Спецгруппа «Нечисть». Невеста Полоза

– Ну что, други, покажем ворогу: «Что значит русский бой удалый, Наш рукопашный бой!», – опять вспомнил я Лермонтова.

– Покажем. Ох, покажем! – кровожадно оскалились мои.

– Вах, вэй, за русский не обещаю, но я таки максимально напуган! – вальяжно заявил Зеймович, напоминая нам про его любимую поговорку, что «В мире зверя нет страшней, чем напуганный еврей!».

И мы перешли вторую черту!

Глава семнадцатая. Часть вторая: День сурка

Перешли, ага… Как перешли, так и встали. Наш внешний вид несколько видоизменился. Были мы в добротной снаряге британских САС с отдельными вкраплениями отечественных девайсов, а после перехода этого Рубикона мы все оказались в «афганках», кирзовых сапогах, касках и в советских брониках открытого ношения. Ладно, хоть ножи и лопатки остались прежними.

– Это сейчас чего было?! – недоуменно разглядывали мы друг друга.

– Полоз, это чего?!

Змей выпрыгнул из меня, оглядел и расхохотался.

– Вот идиоты англо-саксонские, – ржал он, – даже тут все перепутали!

– Хвостатый, заканчивай ржать, – рыкнул я на него, – противник приближается! Это чего с нами произошло?!

– Эти полудурки, я про монахов, вместе с основным щитом поставили дополнение, но перепутали заклинание. Поэтому у вас не оружие исчезает, а меняется снаряга. Первый прыжок во времени – это афганская война. Вот, вы и выглядите, как воины-интернационалисты!

– И чего нам делать?!

– Как чего?! Британцев валить! Вперед, Русь!!!

Мы выстроились клином, в острие которого стоял я, и ломанулись на врага.

Пробежав двести метров, замечаем, что основной строй противника замедлил движение, и от него отделился монах. Он бежал к нам и орал:

– Поединок! Поединок!

– Полоз, чего он хочет?!

– Ты глухой? Он поединщика от вас ждет!

– Один на один? Как в стародавние времена?

– Именно!

– Замерли! – даю команду.

В десяти метрах от нас монах остановился.

– Поединок! – повторил он.

– Слышим, слышим. Как биться будем? Голыми руками или с оружием.

– С оружием, – самодовольно отвечает он и вынимает из-под рясы короткий меч.

– Добро, – улыбаюсь я и шагаю вперед. Когда до британца осталось три метра, он атаковал.

Стремительное сближение, шикарный рубящий удар. При этом удар с подвохом: на середине рубящего движения – остановка и короткий укол в шею. Так видели бой монахи.

А так видел бой я и мои головорезы: черепаха в рясе вальяжно разбегается, так же размахивается, наносит удар, по работе его кисти и предплечья видно, что будет смена направления удара, видно, куда и как он будет бить. Наконец, укол в то место, где (теоритически) была моя шея. Заковырка в том, что как только обозначился укол, я чуть сместился вдоль руки монаха и махнул лопаткой. Монах остался стоять, а часть его предплечья, кисть и меч продолжили движение. Но недалеко. Обрубок еще не упал, а я зашел монаху за спину и незатейливо чиркнул ему ножом по горлу. Ливанула кровища. Я чиркнул второй раз, и его голова в моей руке. Со стороны моих головорезов вялые аплодисменты.

– Микола, прихвати тело покойного. Как сблизимся с основной массой – кинешь его в них.

И голову я тоже приберег.

Я снова на острие клина, мы вновь несемся на строй противника. За пять метров до строя монахов я кидаю в них голову поединщика, один из них падает. И тут же в их строй врезается тело поединщика, уложив семерых. А мы прыгаем. Приземляемся за спинами британцев. Разворот и… возглас Борьки:

– А я?!!

Зяма не стал прыгать. Он не перепрыгнул бы. В итоге, картина маслом: напротив сурового строя английских монахов стоит полуголый русский еврей. Тощенький, запыхавшийся, с ножом в одой руке и саперной лопаткой в другой… Оч-ч-чень грозная картина…

– Живым не дамся!!! – гордо заявляет Борька и патетично принимает боевую стойку.

– Зяма, беги! – срываясь на смех, командует ему Ильдар.

Не зря Зимин говорил, что «храброе бегство» наш самый любимый прием в бою. Любимый и замечательно отработанный! Мгновение! И Борька уже в десяти метрах от строя монахов! И уверенно продолжает увеличивать дистанцию!!!

В этот момент мы атаковали англичан. Схватка была недолгой. Монахи кончились крайне быстро.

– Все целы? – вопрошаю я.

– Все! – доносится в ответ.

– Сань, глянь на Борьку! – хохочет Ильдар.

Оборачиваюсь. Два монаха, на свою беду догнали нашего Зяму. Один валялся с разрубленной башкой, а второй лежал и пытался закрыться от ударов нашего еврея. А Борька его запинывал. Запинывал и приговаривал:

– А нехрен… без спроса… руками… меня… хватать…

Судя по всему, они его догнали, но не стали рубить. Решили взять в плен. Ну, их и шибануло! На Борьке же не написано: «Не влезай! Убьет!». Первого он незатейливо грохнул, а над вторым решил поиздеваться.

– Ильдар, успокой Зяму, – командую я и поворачиваюсь к церкви. Я ожидал второй волны ее защитников, но вместо этого от церкви доносятся звуки то ли песни, то ли молитвы, а в глазах темнеет…

Мгновение, я снова вижу, мы все опять стоим перед третьей чертой! Пересчитываю своих. Все! Взгляд на поле боя, а там пусто! А у церквухи открывается дверь, и из нее выбегают защитники. Не монахи. Я пригляделся…