Было удивительным, как Биберштейн и другие подсудимые решались упоминать Бога, рассказывая истории, которые, наверное, были способны повергнуть в ужас и изумление даже суд самой высшей инстанции, когда он сочтет, что пора принять к своему рассмотрению дела этих людей на земле. Олендорф, например, определял «свободу» как «добровольные обязательства индивидуума, мотивы его поступков и действий, а также волю Бога, природы и истории». Подсудимый Гейнц Йост заявлял: «Являясь Божьими созданиями, евреи имеют такое же право на существование, как и немцы». Подсудимый Эрвин Шульц говорил: «Выполняя свою священную обязанность служения родине, я никогда не забывал о своем долге перед человечеством». Адольф Отт с удовольствием продекламировал: «Во всех своих действиях я руководствовался исключительно соображениями гуманности». А подсудимый Вальтер Хенш провозгласил: «Ничто не может нарушить тот мир, что царит в моей душе».
Я до сих пор мысленно слышу эти голоса и голоса других подсудимых Нюрнбергского суда, которые любили делать пышные заявления о Боге, совести и человечности, точно так же, как помню и их собственные рассказы о своих поступках, которые способны лишь запятнать имя Божье, являясь свидетельствами самых явных проявлений дикой жестокости и ничем не сдерживаемой необузданности и свирепости.
Глава 16
Наверное, за столами общественной библиотеки не собиралось одновременно столько образованных людей, сколько их собралось на месте обвиняемых по делу об эйнзатцгруппах в Нюрнберге. Как уже говорилось, среди командиров подразделений уничтожения людей были адвокаты, профессор университета, архитектор, бывший священник. К этому списку можно было добавить еще дипломированного экономиста, зубного врача, предпринимателя, правительственного чиновника и искусствоведа. Вот очередь дошла до человека, чье имя украшало этот список и привлекало пристальное внимание. Оно звучало как Гейнц Герман Шуберт, и его владелец вел свою родословную от композитора, перед которым все испытывали благоговение, знаменитого автора Неоконченной симфонии.
В этом поразительном собрании людей был даже профессиональный оперный певец штурмбаннфюрер СС Вальдемар Клингельхофер, чье похожее на маску смерти лицо позволяло ему исполнять партию Мефистофеля в опере «Фауст» без грима. Однако ария, которую он пел во Дворце правосудия в Нюрнберге, вряд ли звучала столь же мелодично. В течение двух с половиной лет штурмбаннфюрер СС Клингельхофер путешествовал в составе эйнзатцгруппы В, очень эффективной организации уничтожения, и пел погребальные песни в районе Смоленска, Бреста и других городах на западе России, принимая участие в уничтожении десятков тысяч евреев, цыган и прочих «антиобщественных элементов». (Прежде всего, сотен тысяч белорусов и русских в ходе карательных акций против партизан. —
Несмотря на то что Клингельхофер исполнял свою партию, выполняя приказ фюрера, под знаменем которого он маршировал и убивал людей, он заявлял, что чувствовал в себе «внутреннее сопротивление» этому приказу. В чем же выражалось это «внутреннее сопротивление»? Эпизод в расположенном в одном дне пути от Смоленска городке Татарске (примерно в 65 километрах к юго-западу от Смоленска. —
Он подтвердил, что был «не физический, а лишь ментальный контакт».
«Понятно. Ментальный. И тот единственный вид контакта осуществлялся через тех трех женщин?»
«Да, через трех Женщин».
«Хорошо. Итак, единственным доказательством и поводом для казни тех 30 человек было то, что они связывались с партизанами ментально и по дороге домой они так же ментально строили планы о сопротивлении властям. Именно этим доказательством вы располагали?»