Специальные команды Эйхмана. Карательные операции СС. 1939—1945

Со временем это допущение стало известно под названием «правило пингвина» и вызвало у подсудимых взрыв энтузиазма. Они стали приводить свидетельства людей, знавших их в прежние годы, которые рассказывали о той достойной уважения жизни, которую вели наши клиенты в прошлой гражданской жизни. Перечислялись их добрые дела, поступки милосердия, свидетельствовавшие об их уважении к правам гражданина, к закону и порядку. Все эти материалы были очень впечатляющими.

Наверное, человека, который находился в здании суда и слушал свидетельские показания по делу об эйнзатцгруппах, не имея достаточного жизненного опыта, и поэтому не понимал, на что могут быть способны люди при некоторых обстоятельствах, все эти рассказы заставили совершенно разочароваться в человечестве. Здесь перечислялись преступления, о которых язык просто отказывался говорить, настолько дикими и жестокими они были. Здесь рассказывалось о таких несчастьях, перенесенных людьми, что только главы из Данте, посвященные описанию ада, были способны передать весь тот ужас, который, как мы обнаружили, творился в 1941, 1942 и 1943 гг. в Польше, Белоруссии, Украине, Литве, Эстонии, Латвии, в Крыму и на западе России (кроме Польши, все в составе СССР. — Ред.). На протяжении всего процесса мы были вынуждены сталкиваться с деятельностью людей, которые отказались от всех общепринятых норм морали и совести. Мы стали очевидцами настолько диких и разнузданных сцен, что порой казалось, что все это было порождением какого-то горячечного бреда.

Но был в том деле и еще один необычный аспект: целые страницы, исписанные характеристиками на прекрасных людей, которыми когда-то были многие из обвиняемых, пестревшие словосочетаниями «честный и правдивый», «искренний и дружелюбный», «чувствительная натура», «абсолютно честный». Иногда казалось сомнительным, что этим людям было знакомо даже значение всех этих слов.

Оставив позади себя едкий дым винтовок палачей, отраву газовых фургонов (газвагенов), покрытые завесой тайны так и не высказанные последние слова миллиона казненных (уже говорилось, что немцы и их пособники преднамеренно истребили на оккупированных территориях СССР свыше 7 миллионов человек, в том числе 1 миллион евреев. Но автор ничего не говорит об остальных 6 с лишним миллионах советских людей (русских, белорусах, украинцах и др.). Кроме того, несколько миллионов человек на оккупированных территориях СССР преждевременно умерло от голода, недоедания, болезней; более 2 миллионов умерло из числа угнанных на работы в Германию. — Ред.), подсудимые вернулись к заповедям, которым их учили в детстве матери. Несмотря на то что они, казалось, так и не поняли ужасающего контраста между подвигами эйнзатцгрупп и моральными уроками далекого прошлого, они все же признали, что последние оказались им необходимы. А уж если даже убийцы из эйнзатцгрупп смогли осознать главное правило жизни, то будущее человечества и его плодов казалось не таким уж безнадежным.

В своих последних выступлениях большинство подсудимых часто упоминали понятия милосердия и человечности. И это снова привлекло внимание к той ужасающей моральной бездне, что разверзлась между поросшими цветами и травой холмами их юности и открытыми всем ветрам утесами упадка их зрелых лет. Во многих свидетельских показаниях говорилось о религии. Одно из них было написано рукой Вилли Зайберта. В нем рассказывалось, как он часто сопровождал свою мать в церковь. Интересно, вспоминал ли он свои визиты в Божий храм, истребляя людей в Крыму? И если да, то как он мог увязать свои действия с религиозными заповедями и уроками матери?

Наш суд был всего лишь светским судом, поэтому наличие или отсутствие религиозных верований у любого из обвиняемых никак не оспаривалось и даже не комментировалось. Но тот факт, что, например, Зайберт привел полученное им в детстве христианское воспитание как один из аргументов в свою защиту, демонстрировал, по крайней мере, то, что он понимал разницу между книгами, которые он изучал в детстве, и страницами, которые в зрелые годы он писал чужой кровью. Его показания были интересны еще и тем, что в них он решительно осуждал отказ от религии таких людей, как Борман, Геббельс, Розенберг, Гиммлер и в первую очередь сам Гитлер, который считал церковь последним оплотом идеологической оппозиции национал-социализму и поэтому подвергал ее постоянным нападкам в своих речах и выступлениях.