Специальные команды Эйхмана. Карательные операции СС. 1939—1945

Этот документ, помимо всего прочего, должен был еще и послужить уроком для всех диктаторов и их преданных сторонников, чтобы из прецедента в Нюрнберге они знали, что их ожидает после того, как их замыслы потерпят неудачу.

Не последней из многочисленных целей, преследовавшихся Нюрнбергским трибуналом, было дать возможность немецкому народу понять, что на самом деле представляли собой его вожди и что они сделали, чтобы привести Германию к ее нынешнему состоянию разрухи. Было понятно, что власть Гитлера была безграничной, но даже ему никогда не удалось бы сломить все преграды XX в., если бы он не заручился поддержкой фанатичных сторонников, таких как Эйхман и бывшие командиры эйнзатцгрупп, которые приняли его безумные излияния и истеричные проклятия как пророчества и руководство к действию со стороны полубожества.

Эйхман вновь и вновь повторял на суде, что Гитлер был сам себе закон, что ему невозможно было противиться. Но ни один человек нигде не может единолично представлять закон, и неправда, что Гитлеру нельзя было противиться. Было много примеров того, как люди сопротивлялись ему или как минимум отказывались быть частью в его страшной машине преступлений. Многие предпочли покинуть свою страну, оставив там воспоминания о прекрасном детстве, романтику и счастливые мечты юности, но отказались признать Гитлера своим хозяином. Другие открыто выступили против, за что попали в концентрационные лагеря. Было бы ошибкой считать, что все в Германии приняли нацизм и его преступления. Если бы это было так, то не было бы нужды в грубой силе штурмовиков, в железной пяте гестапо и в камерах пыток.

Гитлер поджег спичку, но этот тонкий язычок огня быстро затух бы, если бы рядом с ним не стояли верные друзья-поджигатели, большие и малые, которые продолжали подбрасывать в костер топливо до тех пор, пока огонь, который они так старательно поддерживали, не поглотил их самих.

Если история и научила нас чему-то, то это тому, что продемонстрировала нам с убийственной убедительностью, что большинство злодейств в мире происходят из-за малодушного раболепия малых князьков сверхвождю, планы которого, если бы их огласил любой другой, объявили бы безумием. В своем последнем слове в суде подсудимый Штеймль признал в высшей степени преступным отвергнуть то, что говорит тебе совесть, и пойти за лидерами, которые прокладывают курс прямо в болото преступлений, трясину греха, зыбучие пески насилия. «Я должен сказать, — заметил Штеймль, — что сотни тысяч подобных мне, как и я, вручили свою судьбу и идеалы в руки нескольких людей, которые слишком уверовали в свою непогрешимость, тем самым заложив фундамент одной из причин, по которой мы переживаем это несчастное время».

Глава 21

После нескольких недель, в течение которых мы заново изучали материалы дела и обсуждали свидетельские показания, стало очевидным, что во имя исполнения своего священного долга нам придется вынести некоторым из обвиняемых смертный приговор.

Это понимание наполнило меня чувством смятения и печали.

До войны за десять лет работы судьей в моем родном штате Пенсильвания мне сопутствовала удача, и мне ни разу не пришлось приговаривать кого-либо к этой максимальной мере наказания. Эта обязанность для любого из судей является нелегким бременем. Мне же она была особенно неприятна, так как я являюсь инстинктивным противником любого насилия, которое находит свое высшее выражение в том, что человека насильственно лишают жизни. И вот, несмотря на мое мягкосердечие, если это можно так назвать, я оказался в обстоятельствах, когда не то что просто возможно, но очень вероятно, мне придется выносить в отношении даже не одного, а нескольких людей приговор, по которому их дням на земле внезапно будет положен конец.

Я чувствовал, что мне необходимо духовно укрепить себя, чтобы подготовиться к суровому испытанию, которое ждало меня впереди. Я посоветовался с капитаном Ф. Конечни, военным капелланом в Нюрнберге, и попросил его рекомендовать мне место, где я мог бы провести время в размышлениях и молитве. Он рекомендовал цистерцианский (бернардинский) монастырь в Зелигенпортене, находившийся примерно в 50 километрах от Дворца правосудия и мрачного здания тюрьмы, построенной из того же камня, где содержались обвиняемые в ожидании приговора суда.

В монастыре меня принял аббат отец Штефан Гейер, который предоставил в мое распоряжение небольшую, но удобную комнату с видом на уютный сад. Основанный в 1215 г., монастырь был прекрасным местом для тех, кто искал уединения или убежища, и единственным местом, куда я выехал за семь месяцев, в течение которых продолжался процесс. Здесь я мог подготовить себя к тем дням, которые станут неотъемлемой частью моей жизни и займут прочное место в моих воспоминаниях.