Этот третий пункт был какой-то очень сложный, и я сходу не смог понять всей сути теории заговора, которую до меня пытался донести Винке, но основное ухватил — если гемайны и раньше готовы были зубами рвать федералистов, то теперь от масштабных конных рейдов к побережью их удерживала только стальная воля и непререкаемый авторитет архиепископа Стааля. И, кажется, после того, что сотворили войска Грэя с Сан-Риолем, малейшей провокации будет достаточно, чтобы вооруженные до зубов коммандо устремились сквозь вельд — громить коммуникации, жечь полицейские участки и резать всех, кто надел на себя форму федеральных войск… Гемайны не хотели, чтобы Наталь заполыхал с обеих сторон, и готовы были на превентивный удар.
В общем — высаживать на берег пять сотен свирепеющих с каждым часом религиозных фанатиков, владеющих методикой бинокулярной стрельбы, их отцы-комманданты не спешили. И правильно делали. Именно для таких деликатных случаев (и для других — менее деликатных) Стааль и пригласил к себе Иностранный легион.
Горожане такое видели впервые. Нынешнее поколение риольцев не хлебнуло лиха владычества лаймов, не видало ужасов сражений за колонии. Противостояние непокорного Сан-Риоля с алчной и властолюбивой Федерацией было для них сродни Армагеддону, а гудки пароходов — ангельским трубам. И вот — мы показывали им то, за что войну любят, как бы ужасно это ни звучало. Мы показали им эстетику смерти.
Сбежав по сходням, легионеры оттеснили ликующую толпу, я одним резким движением, с пробирающим до костей металлическим звоном извлек из ножен шашку.
— Становись! — мои голосовые связки отвыкли от командирского рыка, — Смир-рна!
Шестьсот каблуков начищенных до блеска хромовых сапог щелкнули друг о друга.
— Примкнуть штыки! — это было необязательно, но…
Лязг сотен клинков, блеск солнца на трехгранных остриях — и мужчины в форме цвета хаки превращаются в былинных чудо-богатырей.
— Равнение на… Знамя!
По сходням спустился жутко серьезный Тес, порыв морского бриза развернул черное полотнище с белым крестом, и головы легионеров синхронно поворачивались следом за штандартом. За абиссинцем шествовали Бенхауэр с ван Бууреном, солидные и преисполненные важности своей миссии. Они явились сюда чтобы организовать исход риольцев в новую Землю Обетованную — Наталь, ни больше, ни меньше.
— Легио-о-о-он! С музыкой — шагом — марш!
Грохочущая дробь и разрывающий повисшую над пристанью тишину маршевый ритм, нежно-свирепые, будоражащие кровь звуки флейты, синхронные удары сапог о брусчатку…
— Счет! — выдохнул Дыбенко, когда строй проходил мимо меня, так и замершего с шашкой «на караул».
И бойцы откликнулись:
— И-и-и-и р-р-раз! — шаг стал чеканным.
За моей спиной какая-то маленькая девочка спросила у мамы:
— Мам, мам, это что — лыцари?
Догонял я легионеров уже с дурацкой улыбкой на лице.
Всё оказалось не так, как стремился продемонстрировать широкой публике мэр Роберт Лесли. Многие риольцы откровенно роптали — они никак не ожидали столкнуться с яростными штурмами федералистов, следующими один за другим в течении нескольких суток. Одно дело — наподдать обнаглевшим соседям и с чувством собственного достоинства вернуться к обычной жизни, и совсем другая история — день за днем видеть, как гибнут твои родственники, друзья и соседи, а любимый город превращается в дымящиеся развалины.
Появление в речном порту судов «Натальского пароходства» стало той каплей, которая переполнила чашу. Ругань в ратуше стояла неимоверная: только что здание городского самоуправления покинула делегация федералистов, так что риольцам хватало поводов для жарких споров. Кажется, вот-вот должна была начаться самая настоящая потасовка, которую прекратило только эффектное появление легионеров и гемайнов. Члены городского совета прильнули к окнам, чтобы понаблюдать за нашим маршем, и слегка притихли, впечатленные.
Лесли подбежал ко мне и с откровенной радостью пожал руку:
— Вы! Вы снова нас спасаете!
— Не я, — пришлось указывать ему на гемайнов, — Они!
Мэр тут же подскочил к обоим бородачам и быстро-быстро заговорил на наречии Наталя. Бенхауэр внимательно его слушал и кивал, ван Буурен разглядывал членов городского совета, так, будто целился в них бинокулярным методом.
— Даар из оплоосинг, — сказал вдруг он, — Решение есть. Мы заберем каждого, кто захочет покинуть город: мужчин, женщин, детей — не важно. Если нужно — сделаем несколько рейсов. Легионеры и гемайны смогут прикрыть пристань — столько времени, сколько потребуется. Если нужно — на обеих берегах Руанты. Семьи решили, что мы примем всех. Значит — мы примем всех!
Риольцы загомонили, а ко мне вдруг протиснулся старый и недобрый Андреас Фахнерт — живой, хоть и весьма потрепанный.
— Привет тебе, о искатель приключений! Вижу — подобное притягивается к подобному! Гляди, сколько вас теперь, а? Слушай, я нашел еще снарядов — в доках, и два орудия мы докатили почти до самых городских кварталов, и в рот мне ноги, если я не останусь тут с вами до последнего и не подстрелю те клятые десантные пароходы!