Специфика транспортировки живой рыбы на большие расстояния

Через минуту по экрану снизу вверх прошла радужная полоса. Появилась вторая, замерла посредине и стала расширяться, медленно-медленно. Снова сжалась в линию и снова стала расширяться.

– Есть, – сказал Макс громко, оглянулся на Флейшмана и повторил уже тише: – Есть. Картинка из бассейна. Но тут никого нет.

Ярко-голубая вода под светом искусственного солнца. Пустые шезлонги. Посреди бассейна плавает мяч.

– Парни, там никого нет, – сказал Макс, чувствуя, как внутри что-то обрывается. – Пусто.

И везде пусто, мелькнула мысль. По всему «Ковчегу» – пусто. Или коридоры и отсеки завалены трупами. Десять тысяч окровавленных трупов.

– Посмотри другие камеры, – сказал Синицкий. – Попереключайся…

Макс вывел меню и выбрал надпись «Зал». Если случилось что-то действительно серьезное, то народ должен собраться на сходку.

В зале было людно. Все места были заняты, люди стояли в проходах, на сцене. Кто-то, какой-то мужчина средних лет, стоял на краю и что-то говорил, сопровождая свои слова решительными жестами правой руки, сжатой в кулак.

– Фу ты… – Макс откинулся на спинку кресла. – У них тут собрание. И, похоже, разговор идет напряженный.

– Лады, – ответил Синицкий. – Значит, картинка сейчас снова пропадет, но минут через десять все включится.

Экран погас.

– Похоже, – сказал Макс, – за прошлые сутки легче не стало. Люди не могут с таким напряжением обсуждать даже смерть близкого человека в течение почти сорока часов. Умер кто-то еще?

– Или они нашли убийцу и судят его, – возразил Марк. – Отсюда и напряжение.

– Боюсь, что убийцу до суда не довели бы, – Макс хотел оглянуться, но не стал, посмотрел на темное отражение наблюдателя в погасшем экране. – Не знаю, какие нервы нужно иметь, чтобы довести человека, совершившего такое, живым до суда. И, кроме того, у них же нет тюрьмы. Нет полиции и армии. Есть вооруженный народ. И это значит, что будет патриархальный суд или суд Линча. Что в данном случае одно и то же. Кстати, о вооруженном народе – у них там есть оружие?

– Непосредственно у колонистов? Сейчас? Однозначно – нет. Имеется пневматика и симуляторы для отработки навыков. Собственно оружие находится в контейнерах, доступ к которым из корабля невозможен. Там же тяжелая строительная техника, взрывчатые материалы, лаборатории, мастерские и прочее, прочее, прочее… Корабль выходит на орбиту, на планету уходят автоматические капсулы. Пятьдесят капсул с колонистами и более двухсот – с оборудованием. Сами капсулы потом могут быть дооборудованы в планетолеты или использоваться в качестве временного жилья. Есть еще вопросы по поводу высадки?

– Нет. Есть. Зачем дети? Я все хотел спросить – почему дети и старики?

– Стариков нет, все колонисты находятся в репродуктивном возрасте, – быстро возразил Флейшман.

– Хорошо, почему дети? Это разве нормально – высаживать на ненаселенную планету грудных детей?

– И беременных женщин.

– И беременных женщин, – повторил Макс. – Как-то это не соотносится с романтикой звездной экспансии.

– Это вы о перестрелках с жукоидами, борьбе с живой протоплазмой и схватках с полуразумными слизнями? Так это – в кино. И в книгах. Вы разве не обратили внимания, что общая концепция рекламы изменена? Космос – наш дом. Красиво звучит. В рекламном ролике Корпуса, где корабль опускается на зеленую планету, прямо на берегу реки, из него выходит обычная семья: папа, мама и двое детей-погодков, мальчик и девочка. Долго спорили, но потом все-таки решили, и мама выходит беременная. Красивая картинка, вы напрасно не смотрели. Это, так сказать, внешняя причина, субъективная. А внутренняя… Если в системе образуется демографический разрыв, отсутствует одна из возрастных групп, то неизбежно произойдет изменение в социальной структуре. Можно было бы отправить только двадцатипятилетних атлетов, которые стали бы покорять новый мир, одновременно плодясь и размножаясь, но как бы выглядело это общество лет через тридцать? Разрыв между поколениями в двадцать лет, неумение строить отношения со стариками, даже просто неприятие стариков. Как один из неприятных вариантов. И еще…

Экран снова включился, и Флейшман замолчал на середине фразы.

Собрание в зале продолжалось. Макс присмотрелся – подсудимого в зале, похоже, не было. У двоих или троих, насколько заметил Макс, руки были испачканы в крови. И одежду тоже покрывали бурые пятна. Окровавленных никто не держал за руки, они не были связаны. Один даже что-то выкрикивал время от времени, взмахивая рукой.

– Похоже, это все-таки не суд, – пробормотал Флейшман.

– Похоже, – кивнул Макс. – Куда еще глянем?

– Вообще-то, экипажу нельзя пользоваться системой наблюдения, – сказал Флейшман. – Тем более в особых случаях. Как вот в этом. И я хочу вас попросить…

Макс развернул кресло и прищурился:

– Что ты сказал?

– Я сказал, что вынужден просить вас…

– Да я тебе… – Макс задохнулся, пытаясь придумать, что именно и куда. – Вы же сами пришли за помощью.

– За помощью, – кивнул Марк Флейшман, самый милый человек в обитаемой Галактике. – А сейчас я прошу…

– Пошел ты, – Макс потянулся к сенсору.