– Я вынужден напомнить пункт пять Инструкции, – холодным тоном произнес Флейшман.
Даже не произнес – процедил сквозь зубы. И это было настолько странно, что Макс засмеялся.
– Ты с ума сошел, Марк? Ты серьезно полагаешь, что вы теперь сможете все это замять? Отстранить нас от проблемы?
– Я уже отстранил, – сказал Флейшман, и Макс вдруг удивился, как они могли считать такого неприятного человека с холодным и жестким взглядом милым и обаятельным чудаком. – И прошу не вынуждать меня…
Макс хмыкнул и прикоснулся к сенсору.
И закричал – боль скрутила его тело в тугой узел, одним движением выдавила из легких воздух и приложила лицом о пульт.
Даже закричать не получилось – воздух вылетел с хеканьем и стоном, а обратно в легкие идти отказался. Макс рыбой бился в кресле, сползал на пол, а Марк спокойно наблюдал за ним, разрядник, впрочем, в карман не убирая.
– Понимаете, Макс, вам придется смириться с тем, что Корпус колонизации оставит свои секреты при себе. Вам же лучше этого не знать. Идет реклама колонизации, уже поданы миллионы заявок. Миллионы. И мы не просто так отправились в этот полет. И не просто так отслеживаем каждый шаг колонистов. Мы готовим видеоматериалы, отчет о первом полете первого корабля класса «Ковчег». И лучше всего будет вам не лезть дальше. Вам же будет проще молчать по возвращении домой. Пока – пока! – вас ожидает легкая работа с высоким окладом, премия и много еще чего вкусного. Сошедший с ума колонист – это не катастрофа для всей программы, но реальное для нее затруднение.
Макс сполз на пол, попытался удержаться за кресло руками, но скрюченные пальцы скользнули по обшивке, и Макс с размаху упал лицом на пол, успев только повернуть голову в сторону. Хорошо, что покрытие – мягкое. Хорошо.
Макс захрипел и перевернулся на бок.
Марк с легкой брезгливостью на лице наблюдал за ним.
– С-сволочь… – выдохнул Макс. – Я же встану…
– Вы разве не в курсе, что все происходящее на борту записывается? Я потребовал от вас выполнять инструкцию. Несколько раз потребовал, между прочим. И только после вашего отказа и даже угрозы применил нелетальное оружие. Табельное, между прочим, оружие. Так что если вы после того, как сможете владеть своими конечностями, захотите начать разборку – по возвращении вас будет ожидать не уютное кресло и денежный счет, а нечто значительно хуже. Значительно… – Флейшман достал из кармана инфоблок. – Влад? Захвати с собой Стефенсона и зайдите в рубку…
– Он все-таки не послушался с первого раза? – спросил Котов.
– Не послушался. С тебя – бутылка.
– С тобой даже неинтересно, – засмеялся Котов. – Жди, мы сейчас придем.
И они пришли через пять минут.
Макс уже даже начал шевелить пальцами рук, но все еще не мог вытереть со щеки слезу. Выступившую от боли, напомнил себе Макс. От адской боли, а не от детской обиды и бессилия.
Урод ведь прав. Полностью прав. И Максу, как и всему экипажу, не останется ничего, как терпеть унижение до самой Земли. И надеяться, что там, на Земле, их не накажут, а выдадут обещанные блага. И выдадут, точно. Им нужно будет делать хорошую мину при плохой игре.
Макса взяли под руки и потащили по коридору, лицом вниз. Он даже не смог поднять голову, так и висел на руках наблюдателей, а ноги волочились где-то сзади.
Терпеть-терпеть-терпеть-терпеть… билось в мозгу. Он вытерпит. Он сможет.
Его занесли в каюту и положили на койку, перевернули на спину.
Котов наклонился к нему и похлопал по щеке:
– Ты расслабься, Максик. Ваше время прошло. Этот полет станет еще и последним, когда на борту корабля будет экипаж. Уже высадка будет производиться без участия человека. Знаешь почему? Потому, что человек – слабое звено всякой схемы. Ты участвуешь в испытании первого завода-автомата по производству чистой экспансии человека в космос. Стюардессы и дебилы-капитаны в опереточных мундирчиках, желающие пассажирам приятного полета, останутся только на внутренних рейсах. Ну а таких, как ты, героев-первопроходцев, ожидает Разведывательный флот Корпуса колонизации. Но что-то мне подсказывает, что ты воспользуешься удобным случаем и уволишься с почетом и выгодой. Отдыхай, Макс, отдыхай.
И наблюдатели вышли.
Минут через сорок боль немного отступила. И пришли парни – все, на вахте не осталось никого.
– Сказали, что обойдутся без нас, – пояснил Синицкий. – Понятно?
– Мне предъявили распоряжение Центра о том, что в качестве эксперимента я должен передать контроль за рейсом лично старшему группы наблюдателей, – сказал Хофман, вертя в руках трубку. – До высадки колонистов.
– Я вообще-то могу пойти и вырубить систему, – мрачно изрек Капустин. – И пусть они…
– Нанесение умышленного вреда имуществу Корпуса, – заунывным голосом процитировал Джафаров. – Срыв особо ценного эксперимента. И…
– И еще они наверняка пишут наши разговоры, – сказал Ральф. – Знаю я такие штучки. А потом каждое слово… Ты чего?
Стокман перевел недоуменный взгляд с кукиша, сложенного Синицким, на его лицо.
– Охренел?