Спецификация идитола

24 Лиса становится порядочным человеком

— Так ты знаешь, несчастный, что такое радиосигнализация около несгораемой кассы.

— Ну?

— Дубина! ты еще и не подошел к этой анафемской кассе, как она тебе влепит пулю в лоб.

— Рассказывай!

— Пусть у тебя заведутся кролики в ухе, если я вру. Она чует нашего брата, как хорошая девчонка с тротуара.

— Это же сатанинское дело.

— Есть!

— Так он и влопался?

— В самую точку!

— Его схватили?

— После того, как тебе всунут пол унца свинца в череп, ты ведь не станешь препираться с буйволами, не правда ли?

— Нипочем. Это против моих принципов.

— Вот. И он был того же мнения на этот счет.

— Я скажу тебе, Угорь, нам дьявольски не везет!

— Да, Лиса, над нами стоит пропеть мормонскую панихиду. Скажи-ка мне, а где — Сверло?

— Боюсь, что он сбежал. Если его только не маринуют где-нибудь буйволы. Нет от него никаких вестей.

Ночью к Лисе постучались в окно. Первым его движением было бежать. Но у него было подготовлено кое что на этот счет. Он подтянулся к окну и спросил:

— Что нужно?

— Лиса? — спросили из за окошка.

— А хоть бы и Лиса?

— Хотите тысячу долларов?

— Положите на окно и идите к сатане на рога, покуда я не достал винтовки со стены.

— Ладно, — вы хороший малый, я вижу. Кладу тысячу на окно.

— Ей-ей, я снял карабин.

— Повесьте обратно. Я вам дам еще тысячу, если вы меня впустите.

— У меня только шесть патронов, а я так полагаю, что вас человек двадцать. Неудобно будет, если угощенья не хватит на всех.

— Я один, клянусь знаменем Штатов, Южной Дакотой и негрским мясом!

Лиса встал. Он вылез на крышу — и увидал в рассветной тьме, что действительно перед его окном вертится всего лишь один человек. Он разбудил своего Угря и впустил.

— Уф, — сказал тот, — и здорово же вы запрятались! третий месяц, как я бегаю за вами, как гончая собака.

— Я не ищу известности, — ответил царственный Лиса, — скажу по правде: она мне противна. Это потому, что я противник смертной казни.

— Что делать, — ответил гость, — многие ее не любят. Ну вот что: чтобы вы не думали, что я враг: — ваш приятель, тот, у которого родимое пятно на лодыжке, говорит немного в нос и здоровые усы; — кажется, — я не утверждаю этого, — его зовут у ваших — Сверло, — так вот он сидит сейчас в Будапеште, и крепко сидит. Но он держится, и не выдает ваших. А он бы мог вас всех устроить на креслице… да. А то ведь и кое кто другой мог бы добраться до вас, как добрался я.

— Это еще полдела добраться, — ответил Угорь, — надо еще и выбраться!

— Пустяк, — сказал гость, вынул из кармана револьвер и бросил на стол, — вот и вся моя амуниция, пожалуйте.

— Ну-с, — сказал Лиса, покосившись на револьвер, — а дальше что?

— Тысяча долларов лежит на окошке; с той стороны. Вот другая, — он кинул на стол пачку билетов. — Осталось еще две, одна вам, другая мне на обратный путь. Вы люди серьезные и не станете заниматься пустяками.

— Ну, да, — ответил Лиса, который все мрачнел, — говорите-ка, в чем дело. И как вы до меня добрались. Вы от Стифлэта?

— Не угадали, — ответил гость, — от Монса из Бостона. Мы изловили дюжины две ваших ребят, если уж говорить по правде… но у вас прекрасно все устроено! — и большинство из них и знать не знали на кого они работают. Но все таки — я у вас. Советую вам переменить квартиру и кое что изменить в организации. Но не в том дело. В одном из ваших отделений было мокрое дело с банкиром Варфалло в Минас-Джеерасе. Помните?

Лиса поглядел па него и спросил:

— Вы думаете, я тоже служу в вашей конторе?

— Нет, — ответил гость, — я только спросил, помните ли вы. Как и что — могу вам рассказать. Так вот: среди захваченного было письмо от его племянника из датского города Ринкобинга, посланное через Копенгаген… оно пришло к банкиру в день его… скажем, кончины, и было похищено. Оно не представляет собой никакой реальной ценности. В нем идет речь об одном сорте быстро-горючего стеарина… техника, одним словом, вы можете получить за него ровнехонько двадцать пять тысяч долларов, как один пенс — и вам дадут возможность уехать из Америки туда, где вас не знают и не будут к вам приставать. Имейте в виду, что не мы одни заинтересованы в этом письме — и пока оно у вас, вам не дадут жить. Из вашего друга в Будапеште выжиливают то же самое.

— Если вы даете двадцать пять, — сказал Угорь, — значит письмо стоит не меньше пятидесяти!

— А если я предложу вам пятьдесят, вы попросите — сто, не так ли?

Они сговорились на семидесяти.

Лиса уехал за письмом. Сыщик был оставлен под присмотром Угря. Он был славный малый и они играли в домино. Но однажды Угорь хлебнул виски с содой — и удивился, как он быстро пьянеет. Когда он очнулся, этого прохвоста не было.

Угорь поджег ферму и позорно бежал.