И ещё одна странность смущала Евгения. Известно, что новобранцев в армии стригут наголо, но бойцам войск Особой группы, напротив, запрещали стричься. Выглядело это несколько нелепо. Например, любой гражданский, глядя на такого воина, мог подумать, что перед ним неопрятный тип. А военный патруль вообще мог принять бойца за ряженого или, того хуже, вражеского диверсанта.
Но все эти странности были особенностями воинского формирования, которому предстояло проводить специальные операции в тылу врага.
Новобранцев временно разместили в здании Литературного института на Тверском бульваре, куда продолжали прибывать добровольцы. Насколько же они все были разными – студенты, рабочие, служащие, преподаватели вузов или, как сам Ануфриев, бывшие десятиклассники.
Если ядром группы, её руководящим звеном стали в основном пограничники, то среди личного состава, как ни странно, лидерами сразу определились ифлийцы. Так называли студентов Московского института философии, литературы и истории.
Все они были активные и бойкие ребята. Один Гудзенко чего стоил. Без него не обходилось ни одно мероприятие. Сарик (производное от данного ему с рождения импозантного имени Сарио), или, как потом его начали называть, Семён, всегда находился в центре событий. Что в боевой и политической подготовке, что в художественной самодеятельности, что в стенной и фронтовой печати – неизменно на первых ролях. Запевала, декламатор, талантливый автор – в нём переплелись самые незаурядные способности.
Тягаться с ним в разносторонности знаний мог разве что Лазарь Паперник. Этот рослый, смуглый, кучерявый красавец в сочинительстве, конечно, был не так силён, как Гудзенко, но в спорте мог дать фору любому, поскольку владел и искусством верховой езды, и снайперским делом, был планеристом и лыжником, мотоциклистом и пловцом, мог одинаково интересно и динамично провести комсомольское собрание и концерт. Так что застрельщиков в бригаде хватало.
А ведь и в самом деле, первое время у многих, в том числе и у Ануфриева, создавалось впечатление несерьёзности происходящего. Все они были ещё романтиками. Несмотря на сложившуюся трагическую ситуацию, в молодых людях сохранялось определённое мальчишество. С одной стороны, каждый из них был готов к подвигу, с другой – не прочь был побалагурить. Не зря говорится, что лучшие солдаты – это подростки или даже дети. Они в полной мере ещё не осознают, что такое страх, и способны на самые безрассудные поступки. Таким тогда был, пожалуй, каждый второй.
Может показаться, что первое время новобранцы бездельничали, но это не так. Если полноценный учебно-образовательный процесс ввиду отсутствия оборудованной базы обеспечить для них пока не представлялось возможным, то в азы военной службы их начали посвящать незамедлительно.
Первым делом, конечно же, воинский устав. Его бойцы зубрили от корки до корки. И хотя ифлийцы в силу своих высоких гуманитарных познаний относились к уставу весьма скептически, даже им не надо было объяснять важность и незыблемость этого документа.
К изучению было рекомендовано и «Руководство для бойца пехоты». Вот только в нём встречались презабавнейшие цитаты. Многих Жениных сослуживцев и его самого, например, смутило следующее: «Зимой действия всех родов войск должны отличаться решительностью, смелостью и дерзостью. Прокладывая себе дорогу огнём, лыжники должны стремиться к неудержимому движению вперёд, до полного разгрома противника и выполнения поставленной задачи».
Сам собой напрашивался вопрос: почему «действия всех родов войск должны отличаться решительностью, смелостью и дерзостью» только зимой? А как же в другое время года? Суть второго предложения вообще сводилась к одной фразе: «идти напролом». Просто переть вперёд, и всё, наудачу, несмотря на шквальный огонь противника?
Подобные крамольные мысли, конечно, никто не произносил вслух, но втихую и чаще между собой они обсуждались. Но вот когда спустя время Евгений побывал в реальных боях, он пожалел, что когда-то ему не хватило духа, а главное, опыта раскритиковать абсурд, заложенный в этих, с позволения сказать, тезисах. Дело в том, что, как выяснилось, воевать на лыжах вовсе нельзя! Просто невозможно ехать на лыжах и вести прицельную стрельбу. Лыжи предназначены исключительно для переходов на дальние расстояния по глубокому снежному покрову. Во время же боя их необходимо снимать, и тот, кто этого впоследствии не делал, оставался лежать в глубоких снегах. Жаль, что не нашлось людей, которые объяснили бы это с самого начала, вместо того чтобы подсовывать оторванные от реальной жизни руководства.
Впрочем, помимо фундаментальных основ службы, немало внимания уделялось и более приземлённым вещам. Например, таким, как правильное ношение отдельных элементов форменного обмундирования.
– Есть уже такие, кто успел натереть портянками ноги? – собрав вокруг себя отряд, спрашивал военврач Альберт Цессарский, молодой и нескладный выпускник медицинского института.
Кто-то поднимал руку.