Спецназ его императорского величества

Через минуту вместе со свитой Наполеон мчался к захваченной русской батарее. Подниматься на холм было очень трудно. Кругом лежали, часто в несколько слоев, убитые и умирающие солдаты.

На вершине Бонапарт остановился и, достав подзорную трубу, стал внимательно обозревать местность. Стоящий рядом Каранелли негромко произнес:

– Отсюда ничего не удастся увидеть. Это ловушка, подготовлена настоящим мастером военного дела.

Император убрал трубу. Молча и задумчиво он смотрел на восток. Это продолжалось долго. Настолько долго, что один из генералов рискнул. Подъехав вплотную, он громко, так, чтобы услышала вся свита, проговорил:

– Ваше величество! Гвардия готова выполнить приказ!

Наполеон посмотрел на генерала, потом перевел взгляд на Каранелли. Тот почти незаметно покачал головой. Император еще немного подержал паузу, потом ответил. Тоже достаточно громко:

– Нет! Здесь, в восьмистах лье от Парижа, я не могу рисковать последним резервом.

После этого, жестом приказав всем сопровождающим оставаться на месте, Бонапарт отъехал вместе с Каранелли.

– Признаться, я был зол на тебя за Смоленск, Луи! Ты ошибся, корпус Раевского оказался в крепости на сутки раньше. И я злился, почти как на Мюрата. Но сегодня ты спас французскую армию от разгрома! А меня от позора! И мое не императорское, а соседское тебе спасибо, Луи!

– Пожалуйста, Набулио! – тихо произнес Каранелли. – Соседи должны помогать друг другу.

Наполеон улыбнулся, однако глаза не смеялись. Слишком тяжелый день выдался.

– А скажи мне, Луи, как ты считаешь, если мы сейчас отступим на исходную позицию, что сделают русские?

– Как «отступим»?

– А что делать? Солдаты должны отдохнуть, их нужно покормить. Кому-то надо отойти. Что-то мне подсказывает, что русские не собираются этого делать. Так что? Спать будем под артиллерийским огнем?

– Нет, но можно отступить только на четверть лье, чтобы не отдавать завоеванные укрепления.

– А если все-таки назад отойдем, к Шевардино, что они сделают?

– Ну атаковать нас, конечно, не станут, но флеши займут. Сюда тоже новую батарею затащат.

– Вот и я так думаю. А значит, завтра нам их снова брать придется.

– Так зачем же отдавать?

– Сейчас объясню. Перментье вчера докладывал мне о новых игрушках, которые привез Бусто. Недавно где-то здесь Доминик испытал их. Очень успешно.

Наполеон замолчал, думая о своем. Каранелли терпеливо ждал продолжения.

– У тебя будет не больше трех часов, – наконец промолвил император. – Запомни, в восемь я отдам приказ на отвод войск. Мне нужно, чтобы здесь и на флешах, утром, ровно в шесть тридцать, взорвалось так, чтобы в живых не осталось ни одного русского.

– Я понял.

– У тебя есть вопросы?

– Да, только один.

– Слушаю.

– Вы когда, ваше величество, все это придумали?

– Минут пять назад. А что?

Луи лишь покачал головой.

IX

– Оставьте меня! – Данилов пытался оторвать руку полковника – адъютанта Кутузова, вцепившегося в левое предплечье. Боль острой иглой отдавала в раненое плечо, что бесило еще больше. – И будьте любезны обращаться ко мне «ваше сиятельство»! Ведь я говорил, что я князь Данилов!

Эта безобразная сцена происходила на пороге большой комнаты, в которой главнокомандующий находился во время сражения. Просидев почти полтора часа перед дверью, ведущей к Кутузову, услышав десять раз: «Ждите, майор!», Николай догадался, что никто и не собирается пропускать его к главнокомандующему. Тогда, улучив момент, когда в комнате не было никого кроме Кутузова, он встал и несмотря на протесты адъютанта открыл дверь.

– Что за шум?

Михаил Илларионович с недовольным видом оторвался от карты. В голосе звучало раздражение, вызванное досадой и разочарованием. Теперь уже становилось очевидным, что Наполеон отказался от удара в центре. Ловушка не сработала.

Ото всех командиров корпусов поступали донесения: французы прекратили атаки, все дело теперь сводилось только к артиллерийской перестрелке. Лишь на самом юге Понятовский начал наступление на Багговута, который после гибели Тучкова взял командование и его корпусом.

– Так что здесь происходит?

– Ваша светлость! – опережая адъютанта, громко произнес Данилов. – Вы можете приказать меня расстрелять, но пока станут ходить за конвоем, я буду говорить. Это очень важно!

Теперь трудно было сказать чего больше присутствовало во взгляде Кутузова – недоумения или досады.

– Вы отдаете себе отчет, что сейчас идет генеральное сражение?

– Да! Я даже принимаю в нем участие!

Ответ дерзкий, лицо решительное, запекшаяся кровь на щеке. Кутузов внимательно смотрел на драгунского офицера, словно и вправду решал, а не стоит ли его расстрелять? Тот не отвел взгляда.

– И вы уверены, что у вас есть сведения, которые нужно сообщить мне прямо сейчас?

– Да, ваша светлость!

Данилов понимал, что от решительности его ответа зависит все.

– Тогда постарайтесь коротко.

Николай подошел к столу и прямо на карту положил переломленный пистолет француза.

– Что это?

Данилов не ответил, лишь повернул голову в сторону адъютанта, который по-прежнему стоял в дверях.

– Закрой, голубчик, – попросил Кутузов, – и не пускай никого две минуты.