Спецназ. Любите нас, пока мы живы

— А этот флаг поднят в честь победного штурма Грозного, — и, обращаясь к чеченским боевикам, продолжает: — И никакой Хаттаб вам не поможет его снять. Надо будет, мы повесим его в третий раз на другом флагштоке.

Потом боевой полковник с мудрыми, невеселыми глазами сказал:

— За погибших в этой и той войне, — и, салютуя, выпустил из своего автомата в чистое, свободное небо Грозного длинную очередь.

Часть седьмая

«В последние годы ты придешь в землю, избавленную от меча…»

Иезекииль. Глава 38.8

Бабочка — смерть

I.

Когда в сторону блок-поста из каменоломен Грозного, клубясь, начинался выход очередной серой толпы беженцев, прикомандированный опер первым брал в руки бинокль, лез на крышу и занимал резервную лежку снайпера, чтобы присмотреться к идущим. В грозненской толпе молодые русские женщины были большой редкостью. Боясь всех: боевиков-чеченцев, российских воинов-освободителей, эти несчастные, спасаясь от нескромных взглядов и зимних холодов, закутывались в «броню» старых, истертых пальто, изъеденных молью платков, шалей и домашних халатов. Давно немытые старухи, старики, женщины и дети проходили через блок-посты, стыдясь своей неопрятности, бедности, пряча глаза от тщательно фильтрующих их специалистов из МВД, ФСК и военной контрразведки. Русские старики и старухи, умирающие от голода, подозрений не вызывали, у них даже документы не требовали. А вот молодежь, если обстановка просила, могли досмотреть. Молодые чеченские боевики не раз пытались вырваться из окружения в женском тряпье. Но российские наблюдатели вычисляли их ещё на подходе к блок-постам. Мужик или юноша, переодеваясь женщиной, стараясь подражать ей, как ни старался, все равно выглядел педерастом, а на эту публику, особенно после 1991 года, когда гомосеки активно пошли во власть, у российской милиции, возмущенной таким безобразием, глаз был наметан.

Количество беженцев, покидающих город, нарастало после ночных боев, обстрелов комендатур и блок-постов, когда осажденные чеченцами русские, запрашивали огневую поддержку, и из укрепрайонов Северный или Ханкала летели мины 120-ти миллиметрового калибра, которые поражали боевиков и заваливали тесно набитые мирными жителями подвалы домов, обрушивая, словно тысячепудовым молотом, этажи многоэтажек. Профессиональные корректировщики огня на милицейских блок-постах и в комендатурах отсутствовали, и минометы наводились с поправкой: «Чуть правее, левее 50 метров».

Прикомандированный опер, частенько залегавший с биноклем на лежке снайпера, любил уединение. Майор Никандров не только отсматривал пространство развалин вокруг блок-поста, фиксируя мельчайшие перемены, он после шумной, многомиллионной Москвы наслаждался одиночеством. Грубые солдатские шутки о том, что, забираясь на «кукушку», он высматривает себе невесту, опер из ГУОП МВД РФ не пресекал, потому что, если на блок-посту — микроостровке России, исчезнет смех — это «не есть гут». В боевой обстановке лучше беззлобно смеяться, чем беззвучно, тайно от всех, плакать.

Прошедшей ночью по квадрату, подконтрольному соседней комендатуре, даже ударили Градом, потому что по ней взялся работать чеченский снайпер. Бил по личному составу из мелкашки с разных дистанций, всегда попадая в голову.

После ночного удара опер ожидал исхода мирных людей через свой объект, и тот начался, как только инженерная разведка без происшествий зачистила улицы.

В надвигающемся на блок-пост стонущем клубке людей майор Никандров долго не мог увидеть ничего примечательного. Изможденные, опухшие от голода, кирпичного цвета лица, глядящие в землю глаза людей, идущих в никуда. Бегство мирных грозненцев из квадратов смерти он видел десятки раз и всегда содрогался. Жизнь русских грозненцев, безысходность, с которой они покидали родной город, опровергали известные истины: «человек человеку друг, товарищ и брат». Тот, кто такое выдумал, представлялся Никандрову далеким от жизни сказочником. За несколько дней до январского штурма основная масса чеченцев была вывезена дудаевцами в горы, в соседние Ингушетию, Дагестан. Узлы чеченского огневого сопротивления были возведены в многоэтажках русских районов Грозного. И вся сила авиационных, артиллерийских ударов наступающих российских группировок обрушилась на мирных русских жителей Грозного — заложников этого города.

Были случаи, когда чеченская семья, уезжая в горы, забирала с собой русских соседей. Но в основной своей массе на русских срывали зло. Чем ближе продвигалась российская армия, тем меньше в Грозном стоила жизнь человека.