Спецназ обиды не прощает

— Тяжелые какие, — удивилась она.

— Да там патроны, — крикнул он. — Все, иди в машину, заезжай во двор, я сейчас буду готов. Только в «02» позвоню, что какой-то шум подозрительный на черной лестнице, спать не дают.

— Вот тебе чистое, — она стояла в дверном проеме, прижав к груди чистую одежду, и смотрела на него.

— Ну что ты смотришь? — спросил он, вытираясь. — Хочешь спросить, что случилось? Так я и сам не знаю, что случилось.

— Ты не кричи, я тебя слышу, — сказала она.

— Ну, Мариша, я честно, — сказал он. — Я не знаю, что случилось. Но на всякий случай мне придется уехать. Ненадолго. Ты сюда не показывайся. Кто будет спрашивать, ты ничего не знаешь. Но спрашивать, похоже, уже никто не будет. Я им отбил охоту спрашивать.

Он с наслаждением затянулся сигарой. Вот сейчас он ощущал себя на сто процентов живым — чистым, сильным, злым и неуязвимым. А враги пусть валяются на грязной лестнице, пока их не подберет похоронная команда.

— И вот еще что, — вспомнил он. — Сейчас мы поедем к одному человеку. Ты, пожалуйста, держись ко мне поближе. Не дай мне его убить, ладно? Все-таки друг.

Глава 5

Война

Клейн очнулся, ощутив, как чьи-то грубые пальцы разжимают его рот и давят на язык. Его снова вырвало, и он замычал, отплевываясь.

— Оклемался? Слава Богу. Пей. Потом опять.

Вода была холодная и соленая. Он залил в себя целую кружку и огляделся. Сквозь слезы он увидел Степана Зубова и какую-то женщину. Она обтерла его лицо полотенцем и вышла из ванной.

— Глаза режет, — проговорил Клейн.

— Это пройдет, Гера. Это дым. Это у тебя пожар был, — громко сказал Зубов. — Ну давай, блевани еще.

— Ты чего кричишь?

— Да просто оглох немного, — сказал Зубов все так же громко, потирая ухо.

— А почему я голый?

— Марина постирает. Я вот прихватил тебе переодеться.

Потом Клейн сидел у открытого окна в какой-то огромной темной кухне. Голая лампочка свисала с закопченного потолка, несколько столов выстроились вдоль стен. Женщина прибирала в ванной, а Степан Зубов докладывал обстановку.

Клейн давно уже, с войны, не видел Зубова в таком взвинченном состоянии. Крайняя степень возбуждения проявлялась, впрочем, только в том, что Степан говорил непривычно длинно и много.

— …Как только я с этими уродами разобрался, первым делом хотел ехать к тебе и бить по лицу, причем ногами. Кого ты на меня навел? Что за отморозки? Это же твои коллеги, ты посмотри, какие у них корочки.

— Этих я не знаю, — слабым голосом сказал Клейн, посмотрев документы, — ОП «Мурена», город Балашиха, Иванов Сергей Иванович. Иванов? С таким-то носом? А этот? Петров Владимир Николаевич, тоже «Мурена».

— Пацан по телефону проговорился, что он Азимов, — вспомнил Степан Зубов. — А второго он по имени называл. Как же его? Салим. Точно, Салим.

— Азимов, говоришь? Забавно, есть у нас в бакинском филиале один такой, зам по транспорту. Конечно, этот такой же Азимов, как и Петров. Это обычный документ прикрытия, чтобы оружие таскать. Нет, ко мне другие заходили. Азимов… Совсем мальчишка.

— Мальчишка, — согласился Зубов. — Ты бы слышал, как он изгалялся над стариком. А как до дела дошло, вся крутизна-то и пропала. Даже не попытался стрелять. Лицо пистолетом закрывал, щенок. Зря я его завалил. Надо было оставить для разговора. Не рассчитал, увлекся. Положил, как в тире. В пояс, в грудь, в голову… Так вот, Маришка меня слегка приводит в человеческий вид, мы падаем в ее тачку и летим к тебе. А у тебя дымок из-под двери, и никаких других признаков жизни. Так вот. Я к соседям. Через балкон, по стеночке, стекло выбил на кухне. Ты лежишь на диванчике, спишь. На полу полная пепельница, бутылка коньяка. Воняет как на ликероводочном заводе. И дым стелется по полу. То есть по идее должен был гореть диванчик. Естественно, вместе с тобой. Они его специально залили коньяком, две бутылки потратили. Наверно, коньяк херовый оказался, диван даже не схватился. Ковер начал тлеть, так я его просто затоптал, даже заливать не пришлось. А вообще-то ты вполне мог сгореть как последний мудак. Вот как опасно курить в постели.

— Я не курил в постели, — сказал Клейн. — Но насчет мудака не спорю. Только мудак будет пить коньяк с Шалаковым.

— Так тебя еще и угостили?

Клейн криво улыбнулся.

— Угостили. Они меня допрашивали весь день. Дознание по всем правилам. Браслеты, мордой на пол, двести двадцать вольт по ногам. Я отрубаюсь — ведро воды, и снова вперед. Весь день развлекались. Под конец усадили на диван. Полстакана коньяка. Какие-то капли, возможно, клофелин. Ствол к башке. Пей.

— Хорошо вам, начальничкам, — сказал Зубов. — Если и замочат, то под наркозом. Мне вот не предложили.

— Хорошо, что ты с ними разминулся.

— А я не разминулся, — сказал Зубов. — Марина, извини. У тебя есть что пожрать?

— В холодильнике сардельки. Если девчонки не съели.

Женщина исчезла в темном коридоре. Глядя ей вслед, Зубов произнес вполголоса:

— Не разминулся я с ними, Гера. Они на лестнице ждали. Когда я тебя выносил, они и проявились.

— Ну?