Спецназовец. Взгляд снайпера

За восемнадцать часов до приземления в Домодедово самолета с мадам Журбиной на борту подозреваемый в совершении серии жестоких убийств майор Молоканов предпринял дерзкий побег из института имени Сербского, куда был направлен для прохождения судебно-психиатрической экспертизы. Этот побег стоил жизни двум дюжим санитарам и приставленному для охраны милиционеру. Поиски беглеца были недолгими: уже через три с половиной часа на железнодорожной насыпи недалеко от Белорусского вокзала был обнаружен обезглавленный труп в серой больничной пижаме. Машинист тепловоза заметил нырнувшего под колеса человека в самый последний момент, когда сделать что бы то ни было уже не представлялось возможным. Сие, по идее, означало, что Молоканов сам распорядился своей судьбой, сам вынес себе приговор и привел его в исполнение. Но полковник Басалыгин, поведавший об этом Юрию Якушеву, выглядел задумчивым, и было отчего: голову Молоканова так и не нашли. Предполагалось, что ее умыкнули бродячие собаки, но факт остается фактом: Зулус отправился в мир иной в том же виде, что и подавляющее большинство его жертв.

Последней из них, к слову, стал сам Басалыгин. После нашумевшей истории с Молокановым и его бандой рэкетиров в погонах Павел Макарович был понижен в звании и переведен заместителем начальника уголовного розыска в один из райотделов. Во время ликвидации притона какой-то наркоман почти в упор разрядил в него обрез охотничьей двустволки. Оба заряда пришлись в грудную клетку; бронежилета на Басалыгине не было, и на поминках один захмелевший опер по секрету сообщил Юрию Якушеву, что с момента вступления в новую должность Павел Макарович не надевал его ни разу и вообще вел себя так, словно искал смерти.

Якушева это сообщение не удивило и, положа руку на сердце, не слишком опечалило. Ему уже давно казалось, что душа полковника Басалыгина покинула его задолго до памятных событий на даче – пожалуй, в тот самый день, когда он узнал о гибели жены. Так что в факте упокоения неприкаянно бродившего по земле тела, пожалуй, и впрямь не было ничего особенно огорчительного, и Юрий с легким сердцем, не чокаясь, выпил за упокой.