Спецназовские байки 2

— Вот мои документы, — сказал Игорек и показал им в одной руке гранату, а во второй чеку от гранаты.

Во Владивостоке сотрудники милиции были вежливее. Как только Игорек сказал им, что он сбежал из Чечни, парни из ППС помогли ему сесть на поезд до родного Арсеньева.

Перед родным домом он упал на колени и долго выл, заливая слезами калитку.

Потом Игорек несколько дней пил. Через год он сел. Дал кому-то в рыло и сел. Обычное дело для прошедших войну. Сидел он недолго — год. Но потом вышел, и все равно не смог зажить нормальной жизнью.

До армии я учился с ним в «фазанке», мальчишка ничем от других не выделялся. Разве что был самый маленький. В 1996 году я встретился с ним на встрече «участников», которую организовал городской комитет по делам молодежи. Какое-то время я поддерживал его как мог, воспитывал, нашел ему работу, но все было напрасно. Слишком сильное потрясение он пережил, будучи в Чечне. Вскоре он снова сел. Через год он вышел. Жизнь у него никак не складывалась. Он поехал работать во Владивосток — где-то на стройках, где его принимали за выходца из Таджикистана и охотно принимали на работу, а потом вышвыривали без зарплаты.

Мы сидели с ним во дворе и пили пиво. Говорили ни о чем. Никаких целей в жизни у него не было. Как-то он даже мне сказал, что хотел бы вернуться назад, в Чечню. Там хоть одевали и кормили.

Но до сих пор он числится СОЧ — самовольно оставившим часть по 205-й мотострелковой бригаде. Можете проверить. Эта информация есть в интернете. Я ему показывал — его потом долго трясло.

ГОРОД ГРОЗНЫЙ. КОЛЯН

Командир мотострелковой роты капитан Петров, пригибаясь, бежал через детскую площадку, над которой еще стелилась пыль после разрывов нескольких минометных мин.

Он старательно обогнул восемь трупов бойцов своей же роты, которые были убиты сутки назад удачным выстрелом чеченского гранатометчика, внезапно выскочившего из-за угла и саданувшего гранатой прямо в костер, вокруг которого сбились в кучу бойцы. Вот и согрелись…

А ведь еще неделю назад капитан Петров думал, что, погибни в его роте хоть один боец, его точно посадят. Однако вот уже ему довелось встретить в Грозном Новый Год, за который его рота уменьшилась наполовину, и сейчас он уже не думал о потерях. Они стали обыденностью. Даже трупы никто не подумал сложить куда-нибудь в угол. Всего лишь за одну неделю люди стали другими. Совсем другими…

Мотострелковый батальон занимал целый квартал панельных пятиэтажек. Чтобы захватить эти восемь домов, войскам пришлось умыться собственной кровью. Люди бились ожесточенно, на пределе своих человеческих возможностей. Предел должен был наступить, и он наступил. Как ни пытался Петров выставить сегодня утром пост на крайний дом, никто из бойцов туда не пошел. Капитан под угрозой оружия повторил приказ, но никто из его бойцов даже не пошевелился. Смертельно уставшие люди ничего не хотели делать. Большая часть оставшейся роты просто лежала в подвале одного из домов и наотрез отказывалась что-либо делать. Битье не помогло. Люди, вчерашние школьники, не могли, не хотели воевать.

Петров, не посмевший расстрелять за неповиновение своих подчиненных (а такие факты имели место), сам пошел на пост, прихватив с собой только одного контрактника — сорокалетнего мужика, который отвоевал в свое время в Афганистане, и знал, чем может закончиться такое настроение среди личного состава. Почти сразу на них вышли три десантника, которые сообщили, что организованный в соседней многоэтажной «свечке» пункт приема раненых просит эвакуировать двадцать раненых. Петров только ночью сплавил в тыл своих раненых, а тут еще эти. Он хотел отказать, но потом передумал.

И вот сейчас он бежал к своим бойцам, пригибаясь, обходя убитых и воронки от разрывов мин.

Водитель БТР-80 Колян тупо смотрел на своего командира, как тот появился из стены пыли, как призрак из ночной тьмы…

Коляна БТР-80 стоял кормой к стене панельного дома, укрытый от минометного обстрела мертвой зоной — мины падали метрах в пятнадцати перед носом, не нанося машине особого ущерба. Все навесное оборудование уже было снесено, а колеса, чтоб осколками не пробивало, были укрыты снятыми в подъезде железными дверьми. Двери уже были обильно посечены, но еще могли послужить. Еще три таких же «коробки» стояли в каменном мешке пятиэтажек в разных местах. Это все, что осталось от батальона за неделю боев в Грозном. Четыре бэтээра, да два десятка смертельно уставших солдат.

Петров был единственным офицером, оставшимся в живых. Все его взводные, все «пиджаки», уже давно гнили на горящих улицах неприступного и коварного города… Петров, номинально являясь ротным, по сути командовал батальоном. Вернее, тем, что от него осталось.

Петров остановился возле бэтээра, открыл бортовой люк и ввалился как раз за мгновение перед взрывом очередной мины. Осколки простучали по железной двери и броне. Капитан несколько секунд пытался отдышаться, потом схватил Коляна за воротник:

— Заводи машину. Поедем к «свечке»… там нужно забрать раненых…