Спецназовские байки

4. Принявший роту заместитель через месяц приступил в мероприятиям по расформированию отдельной роты специального назначения (не уверен, что расформирование было связано именно с этим событием, а не оргштатными мероприятиями Генштаба, но уже к ноябрю 1994 года рота перестала существовать)

Ибо в спортивной «дембельской» сумке Гавриша лежали:

1. Две мины МОН-50 с комплектом кронштейнов для установки

2. Пять метров огнепроводного шнура

3. Десять метров детонирующего шнура

4. Две пачки капсюль-детонаторов КД-8А

5. Пачка электродетонаторов ЭД-8

6. Три килограмма эластичной взрывчатки ЛПВВ-9

7. Нож разведчика специальный НРС-2 и два патрона к нему

8. Бинокль Б-12

9. Прибор ночного видения БН-2

10. Три пачки 9-мм пистолетных патронов

11. Пять пачек 5,45-мм автоматных патронов

12. Три гранаты РГД-5

13. Одна граната РГО

14. Три гранаты Ф-1

15. Две радиостанции Р-157 с запасными АКБ.

Классный был сержант. Был бы еще лучше, имей он в голове хоть капельку мозгов.

Ибо тот же Иванов постоянно нам говорил: делайте что хотите, но только не «палитесь». А сержант «спалился»… Туда ему и дорога…

Найти беглеца

Вечером в российских вооруженных силах (в других не служил, не знаю) проводится поверка личного состава на предмет наличия личного состава с целью выявления среди личного состава отсутствующего личного состава. Здорово завернул. В общем, оперативный дежурный по части пальцем (и только пальцем!) пересчитывает всех бойцов срочной службы, которые обычно на месте не стоят, а задними рядами ходят из одного подразделения в другое, пинают друг друга в шутку и всерьез, плюются, справляют малую нужду в соседние кусты за плацом, или прямо на цоколь монументального здания казармы (нашей казарме было двадцать пять лет и запах был от неё еще тот…), а если это дело проводится зимой, в смысле в казарме, то некоторые, особо одаренные (или, если следовать уставной терминологии, то «наиболее подготовленные»), могут и поспать минут двадцать, маскируя свое бренное тело передними рядами не особо одаренных («слабо подготовленных») сослуживцев. В общем, в таких условиях, по мнению вышестоящего командования (наверное, генералов), правильно пересчитать личный состав может только военнослужащий с высшим военным образованием, т. е. офицер. Это как минимум лейтенант. Прапорщики к этому стратегически важному вопросу практически не допускаются. Исключение составляют лишь «наиболее подготовленные», прослужившие уже много лет и только и думающие о том, как продержаться в армии до законной пенсии еще пару лет, а потому и не желающие допускать такого прокола как недочет бойца (в свое дежурство).

Когда в один прекрасный холодный (конец октября) вечер мы вернулись с учений, на которых нас трое суток носило ногами по глухой дальневосточной тайге, а окончилось учебно-боевым налетом на станцию привода аэродрома, было одно единственное желание — спать. Как назло, в разведбате мотострелковой дивизии, с которым мы жили в одной казарме, дежурный по батальону старший прапорщик недосчитался одного бойца. Боец этот ничем, кроме одного, от общей безликой массы «мазуты» не отличался. Размерами он был небольшими (килограмм сорок пять, не больше), наглостью и силой не обладал, командиров на уазике не возил, и поэтому я знал его только потому, что этот боец, которого все звали Хачиком (было в нем что-то татарское), однажды рассказал мне, что такое критическая масса урана, и что произойдет, если эта критическая масса будет превышена. Это было то, чем он отличался от всех остальных своих сослуживцев. Короче, парень был создан не для армии. В тот момент я, как человек интеллигентный, начитанный и смотрящий на мир сквозь призму полученных знаний, ощущал в армии катастрофическую нехватку информации любого рода. К слову сказать, я в казарме (где жило человек четыреста) был единственный, кто по собственному желанию мог одинаково читать «Одиночную подготовку разведчика» начальника разведки ВДВ полковника Павла Яковлевича Поповских или «Героя нашего времени» корнета лейб-гвардии Гусарского полка Михаила Юрьевича Лермонтова. Для меня это было простое утоление информационного голода, который обрушился на меня вместе с голодом физическим, как только я попал в армию. Большинству моих сослуживцев в армии было легко и просто, ибо им не надо было ни о чем думать — за них обо всем думали командиры (еще Эдисон сказал: «Большинство людей готово безмерно трудиться, лишь бы избавить себя от необходимости думать»). Я почему-то с этим смириться никак не мог. Сейчас я понимаю, что в масштабах армии это плохо, если вдруг солдат начинает самостоятельно думать. Но тогда я этого понять не мог. Да и не хотел.

В общем, через полчаса после начала поверки старший прапорщик Бойко, по результатам нескольких повторных пересчетов, окончательно убедился, что не хватает одного бойца. Еще через двадцать минут при помощи сержантов он выяснил и фамилию пропавшего. Это был боец роты войсковой разведки по прозвищу Хачик.