Храм окружили. Я понял это слишком поздно. Отступать было некуда, силы были неравны, ведь при храме было всего около десятка воинов. Каждый из них лично присягнул мне в верности как главному воину этого города. Но этого было недостаточно для обороны. Нас всех очень быстро перебьют. Гонец в Урук, где находился Шарумкен, уже был послан, но пока прибудет подмога, мы будем уже мертвы. Себя мне было не жалко: воину умереть в бою не страшно. А как еще должен умереть воин? Жалко было Иулану, ее еще толком не успевшую начаться жизнь. В том, что повстанцам нужна была именно она, я не сомневался.
Чтобы потянуть время, я приказал запереть храм изнутри. Но я прекрасно понимал, что нам осталось не больше четверти часа прежде, чем с той стороны выломают дверь и ворвутся в храм. И хотя я был одним из лучших воинов царя, а мои солдаты очень профессиональны, в таком малом количестве мы не могли противостоять толпе рассвирепевших людей.
Я судорожно думал о том, как сделать смерть Иуланы менее болезненной. Единственный выход — это убить ее самому. Страшно подумать, что могла сделать с ней рассвирепевшая тола. Главное попасть в сонную артерию, она умрет быстро, не почувствовав боли.
Я достал свой кинжал. Иулана вскрикнула, но все поняла. Она подошла ко мне, обняла и поцеловала. «Я готова. Перед смертью хочу сказать тебе, что даже на том свете я буду любить тебя. И если я вновь приду на эту землю, я найду тебя, чтобы быть вместе».
Слезы предательски катились из моих глаз. Было одновременно очень стыдно и освобождающее. Последний раз я плакал, когда мне было 14 лет, и отец в очередной раз заставлял меня лепить горшки, а у меня ничего не получилось. Я тогда поклялся себе, что если у меня не получилось стать гончаром, то я стану лучшим воином империи. С тех пор я участвовал во всех битвах войска царя, и всегда мне не только удавалось выжить, но и проявить себя как бесстрашного и беспощадного воина. Теперь же я стоял и плакал, потому что нужно было убить ту, которую я люблю.
В комнате раздался шорох, как будто мыши пытались что-то прогрызть в подполье. Но это были не мыши. Одна из плит на полу отодвинулась, и откуда-то из под земли показалась та самая старуха, с которой я периодически встречался в коридорах храма и которая была похожа на старое дерево.
— Спускайтесь за мной, я покажу вам выход за границы города, — она действительно не была немой.
Мы вслед за старухой спустились в подвал и шли за ней по коридору, который освещала одна небольшая свеча. Довольно быстро оказались на свежем воздухе. На улице было уже темно.
— Куда нам теперь? — спросила Иулана.
— В Киш. К вашему отцу. По дороге мы скорее всего встретим его войско. У нас нет другого выхода, — сказал я.
— Я пойду с вами. Мне теперь тоже нельзя возвращаться в Урук. — сказала старуха.
Ночь была ясная. Я хорошо ориентировался по звездам, поэтому мне несложно было определить, в какую сторону идти, чтобы добраться до Киша.
Мы шли несколько часов.
— Я устала, очень хочется есть. Давайте хотя бы немного передохнем, я не могу больше идти. — сказала Иулана.
Тогда мы решили сделать привал и немного поспать. Тем более, что от бунтующего Урука мы отошли довольно далеко.
— Всем спать нельзя. Будем меняться каждые два часа. Шесть часов, чтобы восстановить силы, нам хватит.
— Сначала поедим, — сказала старуха, — и вытащила из-под подола большой узелок, в котором были хлеб и вода.
Пока мы ели, она очень внимательно, изучающе смотрела на меня.
— Да, все же это ты!
— Я?
— Сын жреца!
— У меня остались смутные воспоминания из детства о похожем разговоре, но ведь я сын гончара.
— Как звали твоего отца?
— Луштамар. А мать Бити, но она умерла, когда я был маленьким, мне не было еще и 5 лет. Я плохо ее помню. Ты уже задавала мне этот вопрос, давно правда, когда мне было 14 весен.
— На самом деле твоего отца звали Элайа, а мать Ашера. Они зачали тебя в том самом храме на Тихой улице. А Луштамар и Бити — твои приемные родители, Бити — моя сестра. Я лично отнесла тебя новорожденного в ее дом, когда твоя настоящая мать умерла при родах.
И старуха рассказала мне о моей матери, отце и том дне, когда она отнесла меня к приемным родителям.
— Элайя был младшим братам Лугальзагесси, и он из царского рода. Ты — сын жреца из царского рода. Ты должен сесть на трон, иначе Шумер погибнет!
Ашера слушала, раскрыв рот.
— Так значит, я всегда любила не просто воина, а отпрыска царских кровей! Потомка рода, который по знатности выше моего!
На горизонте показались скачущие на лошадях люди. Должно быть, это были воины Шарумкена, спешащие в Урук, чтобы подавить восстание. Иулана обрадовалась: наконец-то ее мучения закончатся. Скоро она окажется в Уруке, поест, выспится. И она обязательно попросит отца, чтобы он разрешил ей выйти замуж за меня. Ведь это не только ее желание, это спасет царство Шарумкена!
Я услышал разрывающий воздух свист. Почувствовал, как липкая кровь потекла по моей шеей, стало безумно горячо, и я потерял сознание.