А когда над Крымом в период киевского Майдана только-только начинали витать призывы к выходу из состава Украины, капитан-лейтенант в откровенных беседах с сослуживцами проговорился, что это было бы справедливо. Прослышавший об этом Любецкий сурово отчитал подчиненного, строго приказав ему «не разлагать личный состав арсенала москальской пропагандой».
С этим офицером сотрудники разведуправления Черноморского флота пообщались в «неформальной обстановке за рюмкой чая» и убедили его, что Крым неизбежно станет российским и надо бы заранее определиться…
Этому капитану-лейтенанту разведчики сказали, что ему было бы полезно встретиться с двумя «важными людьми из Москвы». Костюченко согласился.
Состоялась она в сопках, километрах в трех от Севастополя, куда Булгаков и Панков подъехали на машине с городскими номерами, а затем с полкилометра прошли к точке встречи пешком. Были они в серенькой гражданской одежде, ничем не отличающейся от той, которую носят севастопольцы среднего достатка. Капитан-лейтенант тоже был в цивильном.
Он сразу понял, чего от него хотят (его просили «посодействовать» тому, чтобы ни один ствол, снаряд или ракета, ни один патрон не попали в руки боевиков или в части украинской армии).
Капитан-лейтенант сказал тогда генералам:
– Мне все понятно. Но вам надо договориться с командиром, с Любецким. Но у меня нет никакой уверенности, что он согласится встретиться с вами. Он это… майданутый…
Генералы уже двинулись к поджидавшей их машине, когда Костюченко догнал их и сказал по-уставному – «Разрешите обратиться». Генералы с настороженным любопытством смотрели на него.
– Товарищи генералы, я хорошо понимаю на что иду. Когда я предложу Любецкому встретиться с вами… моя служба в арсенале закончится в ту же минуту. Я понимаю – чем рискую и на что иду. А я хочу еще служить…
– И вы будете служить, – тут же уверенно сказал ему Панков.
– Даю слово офицера, что будете служить, – добавил Булгаков.
Каплей Андрей Костюченко долго не решался поговорить с Любецким. Выгадывал момент, подбирал слова и чувствовал себя агентом, которому надо перевербовать командира. Наконец, отважился, когда Любецкий тем февральским вечером вызвал его к себе с документами по инвентаризации оружия на одном из складов.
После разговора о сугубо арсенальских делах, Костюченко осторожно перевел беседу в крымское русло, спросил у Любецкого про сына, служившего старпомом на боевом корабле, закинул удочку в севастопольские митинги и объявленный Верховным Советом референдум.
– Ничего-ничего, – мрачно отвечал Любецкий, – вот сейчас новая власть наведет порядок в Киеве, а потом и за Крым возьмется. И ни хрена у Москвы тут не получится. Наша власть, Андрей, тут была и будет, украинская власть!
– Вы так уверены? – осторожно спросил Костюченко.
– Абсолютно уверен! А ты что, сомневаешься?
– Но если вы так уверены, то почему же для сына своего, Богдана, новое место службы в Одессе присматриваете?
Любецкий посмотрел на капитан-лейтенанта глазами Ивана Грозного перед тем, как убить сына. После паузы – суровым голосом рыкнул:
– А ты откуда знаешь?
– У меня брат в Одессе служит, в штабе, куда вы приезжали. Вы его знаете. Мы же рыбачили вместе, когда он был в прошлом году в Севастополе.
Любецкий молчал, прикуривая новую сигарету от своего же «бычка».
– Михаил Иосифович, – заговорил Костюченко, решив обрызгать командира словесным елеем, – вы же мудрый, дальновидный человек… Давайте начистоту. Вы же видите, что все идет к тому, что Крым вернется в Россию. И в Одессу вы не зря ездили.
– Выпить хочешь? – сухим тоном неожиданно спросил Любецкий и, не дожидаясь ответа, открыл сейф, достал початую бутылку водки и какой-то сверток.
В сумрачной утробе сейфа поплескивала гладким боком еще и трехлитровая банка горилки. Глаза капитана-лейтенанта потеплели.
Когда крепко выпили, Костюченко решил «не тянуть кота за хвост» и храбро выложил цель своего визита к командиру.
Любецкий долгим хмельным взглядом просверлил своего зама и холодным тоном спросил:
– Кто эти генералы?
– Заместители министра обороны России, не поддельные…
Любецкий взорвался:
– Значит, ты уже на москалей работаешь? Перешел на их сторону? Знаешь, как это называется! А я с тобой тут пьянствую! Я тебя завтра же! Нет! Сегодня отдам под трибунал!
Слова Любецкого звучали сурово, но Костюченко почувствовал, что в неприступных редутах командира появлялись трещины. Капитан-лейтенант отважно развивал наступление на Любецкого, и более того – изловчился так, что стал попрекать командира «непониманием ситуации в Крыму».
– Не учи дедушку детей делать! – почти кричал рассвирепевший Любецкий, прохаживаясь в густом сигаретном дыму перед своим столом.
– Михаил Иосифович, не сочтите за подхалимаж, но вы сейчас похожи на Наполеона под Бородино…
– На хера моржового я похож! – театрально вздымая руку с дымящей сигаретой, – отвечал Любецкий, – Который пригрел на груди змею. Я тебя сегодня же СБУ сдам… Обязательно сдам! Ты это… еще налей. Попрощаемся перед тем, как тебя посадят в тюрьму!